Данная статья была скопирована с сайта https://www.сайт

В.Г. БАЕВ,
кандидат юридических наук, зав. кафедрой конституционного права Тамбовского государственного университета им. Г.Р. Державина

Статья посвящена проблеме соотношения государства и церкви. Так называемая борьба за культуру, предпринятая канцлером Отто фон Бисмарком против католической церкви в Германии, не ставила задачи разрушить основы католичества в стране: она началась как борьба государства за свой безусловный суверенитет и явилась важной вехой во внутренней политике, цель которой уравновесить католическую и протестантскую (лютеранскую) церкви в отношениях с государством.
Ключевые слова: борьба за культуру, церковная и светская власть.

Взаимоотношения церкви и современного российского государства дали основание говорить о том, что церковь медленно, но верно наступает на светский характер нашего государства, зафиксированный в Конституции РФ. При этом находятся специалисты, которые со знанием дела и права оправдывают агрессивную церковную политику.
В этом отношении полезно взглянуть на ситуацию, сложившуюся в 70-х годах XIX века в Германии, когда канцлер Отто фон Бисмарк развязал против католической церкви настоящую войну, которую с легкой руки одного из лидеров католической партии «Центра» Р. Вирхофа назвали «борьбой за культуру» (Kultur-kampf).
В области государственного права Бисмарк считал необходимым разграничить правовые сферы государства и церкви, светской и духовной власти. Особенно беспокоила канцлера позиция католической партии «Центра». Бисмарку казалось: только что созданному государству, нуждающемуся во внутреннем единстве и в благоприятных условиях на внешнеполитической арене, угрожает серьезная опасность в лице политических сил партии «Центра»: возникновение «конфессиональной фракции» в законодательном собрании Бисмарк рассматривал как одно из самых ужасных явлений в области политики.
Другая опасность, по мысли Бисмарка, исходила от Социал-демократической партии Германии. Канцлер пребывал в полной уверенности, что члены обеих партий добиваются введения парламентарной системы, при которой он столкнется однажды с оппозиционным большинством, и это практически будет означать введение в Германии республики. «Государству в его основах угрожают две партии: Центр и социал-демократы. Обеих сближает то, что они свою враждебность национальному развитию утверждают за рубежом, выступая против нации и государственного образования». Не убеждали его и заявления партий о стремлении достичь своих целей, стоя на почве конституции, через преобразование законодательства. Бисмарк не мог не замечать желания католической партии побуждать католиков определять свое поведение в политической и частной жизни при участии «Центра». А это означало для него не что иное, как попытку ввести в прусском государстве государственный дуализм: взамен сплоченного доселе прусского общества, осуществленной германской империи, создать два параллельных государственных организма. Причем верховным сувереном одного из них является церковный король, сидящий в Риме, который, благодаря последним изменениям в конституции католической церкви, стал более могущественным, чем был ранее.
Бисмарк увидел в этом старый как мир, но заново вспыхнувший спор о власти между королем и духовенством. Целью римской церкви в этой борьбе (как в Средневековье между папой и германским императором) было подчинение светской власти духовной. Для Бисмарка речь шла не о притеснении церкви (как духовной общности), а о защите государства. Он думал над тем, как далеко может заходить духовная власть и где пределы полномочий власти государственной. В качестве возражения католическим парламентариям, утверждавшим, что светские власти не могут подчиняться законам, встретившим противодействие Папы Римского, Бисмарк говорил: «Этот принцип нельзя реализовать иначе, как в государстве, в котором католическая религия является государственной. Но если это государство светское, то ваше предложение противоречит логике. Это возможно только в католическом государстве с духовным лицом во главе». Бисмарк полагал, что римский первосвященник неправомерно взял на себя полномочия самостоятельно определять границы церковного мира при регулировании церковных вопросов, не испрашивая разрешения светских властей. В этом случае король и государство вынуждены были действовать по остаточному принципу, руководствуясь лишь теми прерогативами, которые им оставил папа. Отсюда Бисмарк делал вывод, что в деятельности стремящегося к власти духовенства внутри католической церкви (но не самой католической церкви) реализовывалась политика, угрожавшая основам немецкого государства.
Таким образом, государство вынуждено для сохранения независимости светского управления отделить от себя стремящуюся к светской власти церковь. Причем граница должна проходить по линии, не затрагивающей существование государства. Бисмарк заверял, что его позиция в данном вопросе не конфессиональная, а чисто политическая.
В последних словах сформирована точка зрения канцлера на взаимоотношения государства и церкви. В ее основе - взгляды Мартина Лютера на существование двух миров - духовного и светского, а также управление этими мирами. Бисмарк решительно против католического смешения этих миров, когда один из них объявляется папским владением. Для него неприемлемы взгляды, пропагандирующие необходимость предоставления папе сравнимого с кайзером суверенитета. Канцлер разделяет позицию Лютера о двух мирах, но с одной разницей: для Бисмарка первостепенную важность представляет государство, в то время как для реформатора Лютера ядром его тезисов является религиозное обновление церкви. Бисмарк находился на службе короля и, служа своей стране и Богу, был готов идти на все ради господства светской власти в евангелистской империи. Высказывание Бисмарка о том, что надо в большей степени прислушиваться к Богу, а не к человеку, следует понимать так: дело не в том, кому служить - Богу или человеку, а в том, обязаны ли мы в светских делах, если речь идет не о спасении души, подчиняться папе, а не королю. Подчеркивая светский характер государства, Бисмарк прибегает к образным сравнениям: «Император - не заместитель или представитель Бога на земле, он непосредственный слуга, лишенный пасторских качеств. Таким образом, евангелистское королевство германской империи не имеет теократических признаков». Историографы Бисмарка оправданно указывают на то, что упорное намерение проложить разделительную линию между светской и религиозной областями демонстрирует ответственность этого государственного деятеля перед Богом.
Поэтому для Бисмарка важно утвердить не идею конфессионально-евангелистского государства, но представлять через государство евангелистскую идею. Насколько близко Бисмарк чувствовал свою связь с Лютером, становится ясным из его частых ссылок на немецкого реформатора. Возражая депутату от фракции консерваторов фон Динсту, он говорил: «Окажите мне любезность и прочитайте тезисы Лютера, как это сделал я. Прочитайте обращение Лютера к элите германской нации, и вы почувствуете, что - в рамках своей “церковной политики” - я делаю только малую толику от того, что хотел сделать Лютер против Рима и папы».
Резонно поставить вопрос: затрагивая сферу действия духовной власти, не выходила ли
политика Бисмарка в отношениях между государством и церковью за пределы светской власти? Давая поручение министру по делам вероисповедований Фальку, Бисмарк требовал восстановить права государства в отношении церкви. В качестве первого шага он постановил ликвидировать католический департамент в Министерстве по делам вероисповедований, поскольку последний, по его мнению, превратился в представительство интересов церкви в государстве, а точнее, в «государственное министерство папы в Пруссии», хотя обязан представлять собой коллегию католических подданных короля Пруссии, созданную для охраны прав короля и государства от притязаний папы. По мнению Бисмарка, эти католики превратились в папских легатов внутри прусского министерства просвещения и культов, добивавшихся расширения полномочий папы в противовес прусскому королю. «Во главе этого государства в государстве, которое образовалось благодаря нашей конституции, стоит папа с намерениями автократической власти, он поглотил епископскую власть и самовольно поставил себя на ее место».
В дальнейшем формула «борьбы за культуру» наполнилась рядом законов (в частности, Законом об иезуитах 1872 года, запрещавшим деятельность ордена на территории Пруссии), а внесенные в уголовный кодекс новеллы не разрешали проповеди в политических целях. Эти нормативные акты были подготовлены не Бисмарком, но он способствовал их принятию.
Следует признать, что внесенные Фальком законопроекты не во всех деталях соответствовали замыслам канцлера. Бисмарк объявлял себя приверженцем этих законов, но с одним замечанием, которое он огласил в примирительной речи 1886 года: «Эти законы должны быть законами борьбы, но не долговременными институтами». Вместе с тем Бисмарк не может избежать ответственности за последствия их принятия, хотя он и заверял, что в целом никогда их не одобрял, но принял их, чтобы не отделять себя от министра культов.
Законы, регулировавшие отношения во внутрицерковной области, предусматривали участие государства в процедуре назначения кандидатов на высшие духовные должности. Бисмарку было важно избежать возможных обвинений в авторитаризме, поэтому он действовал как «законник» с опорой на право, а также на аутентичную интерпретацию существующих законов. Так, все действия должностных лиц церкви, назначенных не в соответствии с установленной законом процедурой, считались противоправными и поэтому недействительными. Браки, заключенные «неправильными» священниками, закон объявлял простым сожительством, а произвольный развод супругов допустимым, не исключающим заключение других браков. Дети, рожденные в таких браках, считались внебрачными без права наследования по линии отца.
Закон от 25 мая 1874 г. разъяснял, что все вступающие в церковные должности были обязаны подать заявление в государственные органы; уклонение от этого преследовалось в уголовном порядке. Несколько лет спустя, прекратив войну против католической церкви, Бисмарк признался: государственная антицерковная политика перешла установленную линию и поэтому создавала впечатление противоправного внедрения государства во внутреннее пространство церкви, сферу веры и заботы о душе. Тем не менее идти на компромисс с католической церковью он не желал, считая, что мягкость может стать рычагом национальной революции. По его выражению, «в католическом населении католицизм представляет собой химическую смесь с националеволюционными устремлениями». Другие майские законы существенно ограничили права церкви: 14 мая 1873 г. был принят закон относительно свободного выхода из церкви; 12 мая 1873 г. - Закон о дисциплинарной власти церкви и о формировании королевского суда по делам церкви;
13 мая 1873 г. - Закон о границах права для использования церковью штрафных санкций и лишения свободы; 21 мая 1886 г. и 29 апреля 1887 г. - так называемые примирительные законы.
Как в отношении майских законов, так и в вопросе введения обязательного гражданского брака позицию Бисмарка нельзя назвать однозначной. Она становится совсем запутанной, если вспомнить решительное отклонение Бисмарком гражданского брака в ландтаге в
1849 году. А ведь именно Бисмарк был главным инициатором всех «боевых» законов. Например, церковно-политическая фаза законодательства, включавшая Закон о надзоре за школами от 11 марта 1872 г., который вызвал яростное сопротивление протестантских консерваторов и обозначил разрыв с ними, - тоже инициатива Бисмарка. Принятие этого закона произошло вопреки мнению министра по делам культов фон Мюллера. В ходе борьбы за закон Бисмарк спровоцировал желаемую для него отставку министра. Как оказалось, Бисмарк мог профессиональные политические дела поставить на службу своим личным целям, используя все подходящие для этого средства.
Ранее существовавший надзор над школами со стороны церкви был заменен государственным контролем. Теперь только государству принадлежало исключительное право назначать школьных и окружных инспекторов. В данном случае Бисмарк столкнулся с опасными для государства последствиями: частичное смешение сферы духовной власти со светской грозило выступлением польских национальных движений под руководством католического духовенства. Назначенные при его содействии местные школьные инспекторы могли с успехом противодействовать немецкому языку как языку преподавания в смешанных восточных провинциях. Бисмарк был уверен, что, например, в Познани распространение польского языка идет в ущерб немецкому. В то время как в западной Пруссии законодательство поощряло развитие немецкого языка. Второй важный момент заключался для Бисмарка в том, что государство в государственных школах может и должно действовать по своему усмотрению, что слепота веры по мере развития поколений смягчается, а между тем именно с ней идентифицируется христианство и господство церкви. Это косвенно доказывает: Бисмарк и на стадии заката своей борьбы против церкви, когда выяснилось, что воспитание священников в национальном духе не удалось, продолжал настаивать на государственном контроле над школой.
Закон от 4 мая 1874 г. был направлен против епископов и священников, которые противозаконно исполняли свои обязанности в церковных должностях. В его мотивировке видны не только политико-тактические соображения Бисмарка, но и четко выраженный импульс его государственного правосознания: «Тот, кто уклоняется от обязательного и неукоснительного исполнения закона, тот лишается защиты государства, теряет свое гражданство в государстве, выводится из-под защиты судов и административных органов и подлежит высылке из страны. Бесправный, вне закона - в этих понятиях выражены юридические санкции закона, которые логически вытекают из непослушания закону и государству… Я думаю, только потеря права обращения в суд и в администрацию должна обезоружить любого епископа. Это лишение делает священнослужителя свободным как птица, бесправным, годным к высылке».
После того как папская энциклика от 5 февраля 1875 г. объявила все прусское законодательство в отношении церкви недействительным, Бисмарк выступил за так называемый закон о хлебной корзине, который был принят 22 апреля 1875 г. и предусматривал запрет выделять для Римско-католической церкви помощь из государственных средств. Право Его Величества не тратить деньги налогоплательщиков и средства государственной казны на поддержание сил, стремящихся посеять разброд и шатания в стране, разрушить основы государства и гражданского мира, несомненно. Недостойно государству оплачивать нужды своих открытых врагов. Этим объясняется намерение Бисмарка поддержать Закон от 31 мая 1875 г. о высылке из страны монашеских орденов и иных конгрегаций католической церкви, кроме тех монашеских сообществ, которые ставили перед собой цель оказывать помощь больным людям.
Наконец, Законом от 18 июня 1875 г. из прусской конституции были убраны статьи 15, 16, 18, предоставлявшие церкви широкую свободу передвижения в государстве, санкционированную во времена Фридриха Вильгельма IV. При этом неизбежные политические
потери в борьбе Бисмарка не смущали - ему было важно восстановить наступательную позицию государства по отношению к агрессивной католической церкви.
На начальном этапе «борьбы за культуру» Бисмарк говорил, что при установлении правовой границы светского и духовного законодатели должны предусмотреть свободное пространство для обращения совести. «Правительство серьезно озабочено тем, чтобы каждая конфессия, и прежде всего такая многочисленная, как католическая, имела свободу передвижения внутри государства». И он же говорил о недопущении ситуации, чтобы такая конфессия могла осуществлять свое господство вне территории своего пребывания. Оппоненты Бисмарка представляли его вторгающимся в пространство свободы совести, однако в борьбе за свободу государства канцлер выражал решительное намерение ограничить влияние церкви.
Так же, как Бисмарк боролся против либеральных окружных судей и местных администраторов-советников, он намеревался действовать против школьной системы, если та захочет заняться политикой, и школьных служащих, если они своей деятельностью будут угрожать государству. Видимо, предполагая, что школы (прежде всего католические) могут выступить опорными пунктами сопротивления, Бисмарк видел главную задачу государства в том, чтобы применить все возможные меры для подавления сопротивления закону.
Государственному закону, который должен стать непреодолимой стеной, разделяющей пространство церкви и государства, Бисмарк придает характер действительного требования, стоящего выше всяких других инстанций. С данного момента для него любое сопротивление закону, изданному монархической властью, неприемлемо. Кажется, что Бисмарк противоречил своей позиции в конституционном конфликте, когда он восставал против конституции. Действительно, как мы видим, в конституционной системе не предусмотрены механизмы регулирования в исключительных случаях. И тогдашняя борьба Бисмарка была направлена на сохранение и укрепление монархического государства, чья воля выражена теперь в законе, которому правитель придает высшую силу.
Правовую позицию многочисленных врагов Бисмарк рассматривает как более неприемлемую, чем раньше. В письме 1853 года Бисмарк написал президент-министру фон Мантейфелю, что государственному служащему не подобает не подчиняться закону, который кажется ему неправомерным (имея в виду баденский конфликт с церковью). Означает ли это, что надо подчиняться Богу, а не светским властям, епископу, а не князю? Бисмарк уверяет: подобные утверждения противны его разуму. Суверенитет един, и единым должен оставаться
суверенитет законодательства! Все, кто представляет законы своего государства необязательными для себя, ставит себя вне закона. В этом пункте Бисмарк рассматривает революционное поведение католических епископов на одной линии с поведением отрицающей законы социал-демократии.
Между тем сущность реформ, в противоположность революции, заключается в намерении добиваться изменения закона легальным путем и подчиняться закону, пока он является действующим. Епископы заявили, что закон не является для них обязательным. Ссылки на свободу совести Бисмарк не принимал, отказал и партии «Центра» в аргументации, что правовое регулирование пространства личной совести не входит в прерогативу закона, поэтому такому закону нельзя подчиняться. Кстати, и социал-демократы тоже ссылались на невозможность закона ограничивать свободу совести. В позициях социал-демократии и «Центра» канцлер усматривал видимое сходство: обе организации переоценивали «личное измерение» в противовес «его величеству закону».
Вот здесь Бисмарк на основе своей привязанности к государству сделал решающий шаг к ошибочной формулировке отношений государства и личности, а стало быть, государства и церкви в своем правосознании. Не вступает ли тут Бисмарк на путь относительности всякого, в том числе выросшего из христианской веры, убеждения совести, квалификации этой веры как личного дела, которое необходимо подчинить влиянию его величества закона?
Бесспорный полемический акцент бисмарковских слов - речь идет о словесных баталиях в боевом парламенте - не снижает их полного веса и значения. По меньшей мере смягчает их вес. Величайшей важностью представляется то, что мы держим перед собой внутренние взаимосвязи, которые говорят о социальном законодательстве Бисмарка как об исполнении долга христианского законотворчества, как о подтверждении заповедей христианства.
Чтобы четко уяснить, как Бисмарк при этом переступает границы, которые установил Лютер для светской власти - когда речь идет не о теле и собственности, но о совести, - мы должны принять во внимание способ актуализирования, присущий сознанию Бисмарка, обязательства к законодательству. Каждый закон в своей конкретике может быть частью общего законодательства только на пути через человека, на пути привычного государственного акта принятия закона. Бисмарк участвует в законодательной процедуре в качестве ответственного человека прусского короля. Для него это столь значимо, что ни один закон не мог быть принят без его детального участия. В этой связи с христианским монархом, не исключая влияния со стороны палат парламента, Бисмарк старался держать законодательную процедуру в установленных рамках.
Как государственный человек, Бисмарк чувствовал ответственность за судьбу своей страны. Напряжение, которое развивалось в соотношении понятий «авторитет закона» и «свобода личности», он снимал, ставя во главу угла одно: должна быть обеспечена безопасность государства. Но каждое противоречие между суверенитетом государства и личной свободой не может быть преодолено. Человек подвержен грехопадению, он не идеален, отчего не только его стремление к свободе может выйти на неправильную дорогу, но и управляемая человеческой волей государственная власть и государственный авторитет.
Односторонность ориентации Бисмарка выражалась в том, что на первое место он выдвигал государство в ущерб свободе личности. Это ярко проявилось в его позиции в вопросе разграничения сфер государства и церкви в отношении личной организации брака (хотя его решение об обязательной гражданской регистрации брака со временем изменилось).
В 1849 году Бисмарк отверг представленное либералами мнение о гражданском браке, утверждая: не может быть задачей законодательства игнорировать святые для народа ценности. Бисмарк высказал надежду, что «корабль дураков» разобьется о скалу христианской церкви, потому что вера, стоящая на открытом слове Господа, крепче, чем вера, зиждущаяся на статье конституции.
Бисмарк, выступив в парламенте за введение гражданского брака, из тактических соображений взял на вооружение аргументацию Фалька, что государство вынуждено принять закон в целях самозащиты, чтобы устранить опасности со стороны части подданных Его Величества, которые породили возмущение епископов против законов и государства. Подобные соображения составили фон заявления канцлера, что он научился свои личные убеждения подчинять потребностям государства. «В данных обстоятельствах государство исполняет свой долг, выпуская закон, и я полон решимости провести закон в жизнь, даже если его требования противоречат моим юношеским убеждениям, но я служу интересам и потребностям государства в интересах мира и процветания моей отчизны как подданный слуга Его Величества».
Разумеется, Бисмарк не мог пожертвовать своим религиозным сознанием, а также построенным на нем правосознанием. Он оказался в конфликтной ситуации и после долгих размышлений решился на борьбу. В своей должности он проводил не догматику, а политику. Подчинение своего убеждения государственным потребностям не означало внутреннего разрыва с правосознанием. Вместе с тем он вторгается в религиозное сознание своего народа, ущемляет право церкви, полагая, что церковь в ее земном обличье должна быть подчинена примату государства. Он возражал членам «Центра», забывающим, по его мнению, что они живут в паритетном государстве, где религиозные убеждения каждого могут найти отражение в законе только до определенной степени. Отсюда важно законодательно закрепить право свободного выхода из церкви, деконфессионализацию школы посредством переноса надзора над школами с церкви на государство, а также установление гражданского законодательства, строго определяющего границы действия государства и церкви.
Упомянутое Бисмарком понятие паритета означает, что различные верования в своих политических правах не имеют отличия. Из тактических соображений Бисмарк старался из-
бегать дискриминации католической церкви, хотя и считал, что подлинного равенства в прусском государстве евангелистской и католической церкви не может быть: они взаимоисключающие величины, у них разные идейные основы. По этой причине Бисмарк вынужден был заботиться о светском характере государства, чтобы позволить двум церквям сосуществовать. Это полностью исключает принятие и одобрение конкордата, поскольку он - разновидность договора между государством и католической церковью.
Неверно смешивать стремление Бисмарка разделить сферы действия церкви и государства с попытками абсолютного отделения церкви от государства. Но при этом государство,
обладая полномочиями провести разграничительную линию между собой и церковью, в своей светской зоне должно иметь определенное право надзора над церковью. Или самостоятельность церкви необходимо обеспечивать, пока она не затрагивает самостоятельности
государства.

Библиография
1 Bismarck O. von. Die gesammelten Werke. Bd. XI. - Berlin: Friedrichsruher Ausgabe, 1924-1935. S. 295, 236.
2 Там же. S. 288.
3 Bismarck O. von. Op. cit. Bd. XI. S. 395.
4 Ibid. S. 295.
5 Ibid. Bd. XIII. S. 292.
6 См.: Marcks E. Bismarck. Eine Biographie 1815-1851. - Stuttgart, 1951. S. 316.
7 Rein G.A. Die Revulution in der Politik Bismarcks. - Berlin, 1957. S. 263.
8 Bismarck O. von. Op. cit. Bd. VIII. S. 65, 71.
9 См.: Kober H. Studien zur Rechtsanschauung Bismarcks. - Tubingen, 1961. S. 169.
10 См.: Бисмарк О. Воспоминания, мемуары. Т. 2. - М., 2002. С. 114.
11 Bismarck O. von. Op. сit. Bd. XI. S. 395.
12 Ibid. Bd. XIII. S. 181.
13 Ibid. Bd. VI. S. 43.
14 Ibid. S. 233.
15 Bismarck O. von. Op. cit. Bd. VI. S. 43, 45.
16 См.: Rubenstroh-Bauer R. Bismarck und Falk im Kulturkampf // Heidelberger Abhandlungen zur mittleren und neueren Geschichte. Heft 70. - Heidelberg, 1944. S. 69.
17 Bismarck O. von. Op. cit. Bd. VIII. S. 146.
18 Ibid. Bd. XI. S. 231.
19 Ibid.
20 Bismarck O. von. Op. cit. Bd. ХI. S. 306.
21 Bismarck O. von. Op. cit. Bd. ХI. S. 306.

ЦЕРКОВЬ И СВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ

Для Византии вопрос о взаимоотношениях церкви и светской власти был решен в период иконоборчества, когда, несмотря на формальную капитуляцию императоров в вопросе об иконопочитании, экономические и политические позиции церкви были подорваны. Установился режим цезарепапизма, при котором патриарх был полностью зависим от императора, а последний был верховным главой церкви и воплощал в своем лице власть одновременно «цезаря» и «папы».

Иными были эти взаимоотношения на Западе. Папа не стоял здесь лицом к лицу с мощной и централизованной монархической властью, перед ним была настоящая мозаика крупных и мелких феодальных владений, объединенных зыбкими отношениями вассалитета. В раздробленном феодальном обществе единая и централизованная католическая церковь представляла собой и в экономическом и в политическом отношениях колоссальное сосредоточение мощи. И нет ничего удивительного в том, что она выдвинула требование предоставления ей абсолютного господства над миром и в течение нескольких столетий боролась с переменным успехом за осуществление этого требования. В течение XII и XIII вв. католическая церковь находилась в апогее своей мощи и была близка к тому, чтобы завоевать верховенство над светской властью.

Доходы и богатства церкви достигли колоссальных размеров. Большое количество рыцарей и крестьян, оставивших на ее «попечении» свои земли, не вернулись из крестовых походов, так что попечение превратилось во владение. В ряде случаев возвращавшиеся из походов тоже не могли получить обратно свое имущество - им его не отдавали на том основании, что церковь сохранила их своими молитвами и должна быть за это вознаграждена. Важным источником обогащения церкви являлись регулярно взимавшиеся с населения подати на крестовые походы, поскольку львиная доля этих податей присваивалась церковью. Пламенные филиппики церковных деятелей и идеологов против симонии лишь прикрывали практику беззастенчивого вымогательства в процессе замещения епископских и прочих церковных должностей сверху донизу. Достаточно указать на так называемые аннаты - платежи, которые были обязаны делать в папскую казну вновь назначаемые епископы и аббаты: они составляли от полугодового до годового дохода с данной епархии, монастыря или прихода. Велики были доходы, представлявшие собой фактически налог на грехи и преступления, - за каждый грех, будь то убийство или ограбление, прелюбодеяние или кровосмешение, полагался определенный взнос в церковную казну. Церковь являлась соучастником и издольщиком прежде всего в тех преступлениях, целью которых была нажива, ибо в виде штрафа она получала с преступника часть его добычи.

Трудно перечислить все источники, служившие обогащению католической церкви. Ф. Энгельс писал: «Для того чтобы вырвать у подданных последний грош или увеличить долю наследства, завещаемую церкви, пускались в ход наряду с грубым насилием все ухищрения религии, наряду с ужасами пытки все ужасы анафемы и отказа в отпущении грехов, все интриги исповедальни. Подделка документов являлась у этих достойных мужей обычным и излюбленным мошенническим приемом. Однако, хотя помимо обычных феодальных повинностей и оброков они собирали также и десятину, всех этих доходов оказывалось еще недостаточно. Чтобы выжать у народа еще больше средств, они пользовались - и долгое время весьма успешно - изготовлением чудотворных икон и мощей, устройством благочестивых паломничеств, торговлей индульгенциями» 45 .

Экономическое могущество являлось той основой, на которой зиждилось стремление средневекового папства к всевластию не только идеологическому, но и политическому. Борьба Григория VII с Генрихом IV была отнюдь не последним актом эпопеи, связанной с претензиями пап на мировое господство.

Несколько раз вспыхивали конфликты между папами и императором Фридрихом Барбароссой (1152–1190), пока наконец в сражении при Леньяно в 1176 г. войска императора не были разгромлены коалицией папы Александра III (1159–1181) и ломбардских городов. На этом этапе папство в своей борьбе за мировую гегемонию одержало победу.

Все претензии, когда бы то ни было предъявлявшиеся папами относительно их положения в мире, воспроизвел в наивысшей степени Иннокентий III (1198–1216). Он признал недостаточной и умаляющей достоинство пап формулу «преемник апостола Петра», ибо Петр при всем своем величии был все же человеком. «Римский первосвященник, - заявил Иннокентий III, - поистине называется наместником не простого человека, а истинного Бога. Ибо хотя мы и преемники главы апостолов, однако мы не его и не какого-либо апостола или человека, но самого Иисуса Христа наместники» 46 .

В переводе на государственно-политический язык это означало, что папа претендовал на роль самодержца Вселенной и все светские владыки должны были зависеть от него.

За 18 лет своего понтификата Иннокентий III добился в этом отношении разительных успехов. Английский король Иоанн Безземельный (1199–1216) признал свою ленную зависимость от Рима и в знак этого положил к ногам первосвященника свою корону, которая тут же была возложена на его голову уже от имени Святого престола; это было не только символическим актом, ибо означало, что Англия должна в дальнейшем регулярно вносить папе большие вассальные платежи. Свою ленную зависимость от папы вынуждены были признать христианские короли Пиринейского полуострова - леонский Альфонс IX, португальский Санчо I, арагонский Педро II, а также болгарский царь Калоиоанн. В конце своего понтификата папа Иннокентий III вступил в борьбу с сопротивлявшимся ему императором Фридрихом II Гогенштауфеном (1212–1250).

Император Фридрих II представлял собой одну из самых противоречивых фигур средневековой истории. Широкообразованный человек, знавший ряд языков, в частности арабский, Фридрих II в религиозных вопросах занимал позицию терпимости, связанную с тем, что сам он был настроен скептически в отношении к истинам веры. Его репутация в данном вопросе была настолько широко известна, что в дальнейшем именно ему приписывали авторство популярного в последующие века трактата «О трех обманщиках» - этими обманщиками признавались Моисей, Христос и Мухаммед 47 . С иерархами католической церкви Фридрих обращался весьма бесцеремонно. Когда в 1241 г. папа Григорий IX созвал церковный Собор в Риме для торжественного вторичного отлучения Фридриха II от церкви, то он не состоялся потому, что Фридрих захватил большую часть кораблей, на которых соборные отцы плыли из Генуи, и увел их в Неаполь, так что в плену у него оказался целый синклит епископов - французских, английских, испанских и итальянских. При всем этом Фридрих II был одним из инициаторов инквизиции.

В начале XIV в. разгорелась острая борьба между папой Бонифацием VIII (1294–1303) и французским королем Филиппом IV Красивым (1285–1314). В ряде опубликованных документов папа сформулировал положение о том, что все земные власти должны подчиняться его указаниям как распоряжениям бога. Он писал: «Мы объявляем, говорим, постановляем и провозглашаем, что подчинение всех людей римскому епископу безусловно необходимо для их блага». Король Филипп отвечал более лаконично и менее красноречиво. «Пусть знает, - писал он «наместнику бога на земле», - твоя почтеннейшая глупость, что мы никому не подчинены в светских делах» 48 . Категоричность заявления была подтверждена делом.

В Рим явился посланный Филиппом придворный Ногаре, который захватил папу в его дворце и обошелся с ним настолько неделикатно, что через месяц тот умер. Началась борьба между кандидатами на папский престол, но под давлением Филиппа был избран французский кардинал, ставший папой под именем Климента V (1305–1314). С одобрения, а может быть, и по распоряжению короля новый папа решил не расставаться с Францией. До 1377 г. резиденцией папства стал город Авиньон на юге Франции (период «авиньонского пленения» пап). Так как все папы авиньонского периода были французами и фактически назначались королем, то особых противоречий между ними и светской властью по поводу их плененного состояния не возникало. Вмешательство пап в жизнь других государств продолжалось, но уже при поддержке и по указанию французских королей.

Прислужничество авиньонских пап французским королям нашло яркое выражение в той расправе, которая была ими учинена над орденом тамплиеров 49 .

Во время Столетней войны между Англией и Францией (1337–1453) папа Григорий XI (1370–1378) использовал подходящий момент, когда французский король находился в затруднении, и в 1377 г. вернул папский престол из Авиньона в Рим. Но теперь уже церковь не была серьезным конкурентом светской власти. Главной причиной изменения в соотношении сил явились социально-экономические и политические процессы, связанные с развитием капитализма и буржуазных отношений, с разложением феодализма, с централизацией государственной власти и возникновением абсолютных монархий.

Из книги Между Азией и Европой. История Российского государства. От Ивана III до Бориса Годунова автора Акунин Борис

Власть и церковь Не наставница, а помощница Как я уже писал, прагматичный и приземленный Иван, видимо, не был религиозен. Это последующие русские монархи будут свято верить в «помазанность» и в особые отношения с Богом, а Иван III точно знал цену своего самодержавия,

Из книги От Руси к России [Очерки этнической истории] автора Гумилев Лев Николаевич

Из книги Испанская инквизиция автора Холт Виктория

8 Светская власть и аутодафе Если обращение инквизиции с тысячами узников вызывает негодование, то способ вынесения им приговора мог бы вызвать смех.Эти благочестивые церковники, пытавшие заключенных, не могли вынести смертного приговора, потому что христианин не

Из книги Наш князь и хан автора Веллер Михаил

Проявление самодержца: власть светская О тысяцких мы уже упоминали, говоря о начале карьеры Боброка. К слову, московские тысяцкие ведали также торговым судом, распределением повинностей и судебными расправами над всем «неаристократическим» населением (третьим

Из книги Рыцари Христа. Военно-монашеские ордены в средние века, XI-XVI вв. автора Демурже Ален

Военные ордены и светская власть Их появление, как я сказал, создало проблему. Их развитие, происходившее одновременно во фронтовых зонах (Пруссия, Сирия и Палестина, граница в Испании) и в тылу (во всей Западной Европе), их изначальная организация в виде однородной и

Из книги Ключ Соломона [Код мирового господства] автора Кассе Этьен

Церковь и светская власть - перетягивание одеяла На рубеже тысячелетий папы начали громко провозглашать примат духовной власти над светской. Особенно усердствовал в этом Григорий VII, который вел долгую и в конечном счете успешную идеологическую борьбу с германским

Из книги ИСТОРИЯ РОССИИ с древнейших времен до 1618 г.Учебник для ВУЗов. В двух книгах. Книга вторая. автора Кузьмин Аполлон Григорьевич

§3. ЦЕРКОВЬ И СВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ В СЕРЕДИНЕ XIV в. МИТРОПОЛИТ

Из книги История византийских войн автора Хэлдон Джон

ИМПЕРАТОР И ПАТРИАРХ - ВЛАСТЬ ДУХОВНАЯ И СВЕТСКАЯ Во взаимоотношениях императоров и патриархов наиболее полно выразилась возможность взаимосвязи духовной и светской власти, характерная для Византии. Редко кому удавалось стать патриархом или пребывать долго в этом

Из книги От Руси к России. Очерки этнической истории автора Гумилев Лев Николаевич

Глава V Церковь и власть Истоки раскола В XVII столетии Россию ждали события, потрясшие духовную основу государства - Церковь. Мы уже упоминали о конфликтах XV–XVI вв., связанных с борьбой между иосифлянами и нестяжателями. В XVII в. интеллектуальные споры получили свое

Из книги Исландия эпохи викингов автора Байок Джесси Л.

Глава 18 Епископы, светская власть и церковь конца эпохи народовластия Тут люди из Приречья смекнули, что, ясное дело, не удастся им добиться справедливости в тяжбе против Энунда, если только они не заручатся чьей-либо помощью, и вот они отправились к епископу Бранду [сыну

Из книги История Дании автора Палудан Хельге

Церковь и королевская власть Около 1070 г. церковный деятель из Северной Германии Адам Бременский излагал на латыни историю архиепископов Гамбурга-Бремена. Адам задался целью показать, сколь велики были заслуги его архиепископства в распространении христианства среди

Из книги История Дании автора Палудан Хельге

Церковь. Власть и культура В течение столетий, ознаменованных влиянием григорианства, церковь использовала свою новообретенную власть для того, чтобы оказывать влияние на процесс преобразований общества в разных странах. Верховный правитель датского государства в XII в.

Из книги Норманны. От завоеваний к достижениям. 1050–1100 гг. автора Дуглас Дэвид Чарльз

Глава IX Светская власть IОбщее влияние, оказанное норманнами на христианский мир, соответствует особым последствиям их правления на территории завоеванных ими стран. Однако результаты правления норманнов в светской сфере этих государств оцениваются по-разному. Не так

Из книги Средневековая Европа. 400-1500 годы автора Кенигсбергер Гельмут

Папство, империя и светская власть Иннокентий IIIСо смертью императора Генриха VI в 1197 г. папство освободилось от последнего серьезного политического соперника в Италии. Как раз в то время кардиналы избрали папой самого младшего из своей среды под именем Иннокентия III. В

Из книги Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1 автора Медведко Леонид Иванович

Власть духовная и светская Последняя из отмеченных выше рационалистических установок Корана нашла отражение в его политическом императиве, который – вопреки господствующему в исламоведческой литературе стереотипу – весьма далек от безоговорочно

Из книги 100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1 автора Соува Дон Б

Карта Таро.

Доктрина «двух мечей» была сформирована в конце V столетия Папой римским Геласием (Gelasius ) (492-496 гг.). В то время верховные понтифики еще покорялись решениям византийских императоров. Геласий укреплял приоритет церкви и господство над всеми епископатствами. Но он полагал, что полномочия не должны находиться в одних руках, даже самого Папы римского. В руки двух властей - светской и религиозной - возложены полномочия. И у каждой власти есть своя сфера деятельности, в соответствии с этой теологической системой. У религиозной власти есть функция сдерживания и контроля за светскими правителями. У монархов есть свои задачи, вытекающие из их божественного предназначения.

Священная Римская империя в Средние века воплощала концепцию государства Августина, согласно которой даже светские и рутинные аспекты деятельности государства ― охрана мира и порядка, контроль за мерами, весами и монетами ― относились к религиозным основам. В этой ситуации Священная Римская империя всегда находилась под косвенным контролем со стороны Ватикана. Ватикан не стремился к прямому правлению, но к контролю за деятельностью государственной власти. Тот император, который отрицал право церкви контролировать его деятельность или стремился ограничить объем этого контроля, оказывался в ситуации, когда его правлению отказывали в легитимации. Дамоклов меч обвинения в ереси и отрицания власти церкви всегда висел над императорами Священной Римской империи, и несмотря на их влияние, большинство из них было вынуждено подчиниться диктату Ватикана.

Требование Римских пап основывалось на концепции, согласно которой государственные полномочия рассматривались как всего лишь инструментальные. Согласно этой концепции, государственная сфера ― это всего лишь инструмент, который должен быть ограничен. Те критерии, согласно которым измеряется правление монарха, находятся в руках у церкви. В обязанности церкви входит указывать на каждое нарушение христианских критериев со стороны светского правления. Таким образом, римская курия видела себя как инструмент критики государственных органов, а императоры никогда не оспаривали это право со стороны верховных понтификов. Однако существовал давний и затяжной спор по поводу полномочий римских пап критиковать и контролировать правителей, по поводу пределов вмешательства церковников в государственные дела.

Папа Григорий VII (1073-1085), клюнийский монах, итальянец из Тосканы Гильдебрант, выступил против продажи церковных должностей (симонии ). В основных политических положениях Клюнийской реформы и свода «Диктата папы» он утверждал, что нет судьи на земле, который мог бы судить Папу римского. Он также утверждал, что верховный понтифик может отлучить императора от церкви и даже сместить императора с престола, если тот не раскается. Он полагал, что Папе римскому можно снимать с вассалов клятву преданности сеньору, и тем самым папство ставило себя на место светских правителей.

Ответ Генриха IV (1050-1106) был не менее категоричен, хотя в этом ответе не было попытки отрицать само папское господство. Но Генрих IV не признавал папское доминирование, так как ее толковал Григорий VII. «Король правит по милости Божьей и корону империи получил из рук Иисуса. В соответствии с учением отцов церкви, ни один человек не обладает властью осудить короля, и только Бог нам судья; нельзя сместить его с трона, если он не еретик…»

Но возникает проблема: кто уполномочен установить ересь, и кто может применить санкции по отношению к еретику? Должна ли подчиниться политическая сфера рассуждениям и критериям, автономным по отношению к самой политической сфере? Императоры, а вслед за ними новые национальные короли, стали постепенно утверждать, что церковь является частью государства и у нее нет своих критериев. Правители стали утверждать, что можно лишь рассматривать государственные поступки в контексте самой политической деятельности. Римские папы также пошли на крайности и дошли до изменения смысла доктрины двух мечей. Они стали рассматривать политическую сферу с ее повседневными делами, как подчиненную самим папам.

Римский папа Бонифаций VIII (1294-1303), в миру Бенедетто Гаэтани, был весьма высокомерен. Но непомерная спесивость свидетельствовала о его слабости как политика. Поэтому никто не чувствовал к нему ни страха, ни уважения. В 1302 г. Бонифаций издал буллу Unam Sanctum в защиту духовенства, которое обирал король Франции Филипп IV. «В руках церкви два меча: один в руках священника, а другой в руках короля, сражающегося по приказу священника. Один меч подчинен другому, а светская власть должна быть подчинена власти религиозной. Если светская власть отойдет от правильного пути, то будет осуждена религиозной властью, а если ошибется верховная религиозная власть, то Бог ей судья, а не человек. Подчинение римскому священнику (папе) обязательно для каждого человека» . Вскоре посланник французского короля Гийом де Ногарэ отвесил ему оплеуху. Восьмидесятилетний папа не выдержал потрясения, потерял сознание и умер.

На Западе церковная традиция противопоставления церковной и светской властей привела к поиску процедур и институтов, сдерживающих произвол государства в Новое время, а традиция феодальных отношений сеньора-вассала привела к теориям общественного договора. Несколько иначе дела обстояли в Восточной Римской империи. Дуализм церковной и религиозной властей был чужд для греко-ортодоксальной и православной церкви. Патриарх и митрополит назначался сами императором. «Цезаропапизм» превратил церковь в придаток государства. В греко-ортодоксальной церкви не образовался принцип возможного ограничения полномочий правителей.

Вместе с этим читают:
Реформация
Дипломатия Ватикана
Сантаяна о христианстве

Вопрос о соотношении светской и церковной властей был одним из важнейших в политической жизни Русского государства XV-XVII вв. С ним была тесно связана борьба иосифлян и нестяжателей. В XVI в. господствующее иосифлянское направление в русской церкви отказалось от тезиса о превосходстве церковной власти над светской. После расправы Грозного над митрополитом Филиппом подчинение церкви государству казалось окончательным. Однако ситуация изменилась в годы Смуты. Авторитет царской власти из-за обилия самозванцев и череды клятвопреступлений пошатнулся. Авторитет же церкви, благодаря патриарху Гермогену, возглавлявившему духовное сопротивление полякам и принявшему от них мученическую смерть, ставшей важнейшей объединяющей силой, возрос. Еще больше возросла политическая роль церкви при патриархе Филарете, отце царя Михаила.

Властный Никон стремился возродить то соотношение светской и церковной властей, которое существовало при Филарете. Никон утверждал, что священство выше царства, поскольку представляет Бога, а светская власть - от Бога. Он активно вмешивался в светские дела.

Постепенно Алексей Михайлович стал тяготиться властью партриарха. В 1658 г. между ними произошел разрыв. Царь потребовал, чтобы Никон не именовался впредь великим государем. Тогда Никон заявил, что не желает быть патриархом "на Москве" и уехал в Воскресенский Новоиерусалимский монастырь на р. Истре. Он рассчитывал, что царь уступит, но ошибся. Напротив, от патриарха потребовали сложить полномочия, чтобы можно было избрать нового главу церкви. Никон ответил, что не отказывался от сана патриарха, а не желал быть патриархом лишь "на Москве".

Отстранить патриарха не мог ни царь, ни церковный собор. Только в 1666 г. в Москве состоялся церковный собор с участием двух вселенских патриархов - антиохийского и александрийского. Собор поддержал царя и лишил Никона патриаршего сана. Никон был заключен в монастырскую тюрьму, где умер в 1681 г.

Разрешение "дела Никона" в пользу светской власти означало, что церковь не могла впредь вмешиваться в государственные дела. С этого времени начался процесс подчинения церкви государству, который завершился при Петре I ликвидацией патриаршества, созданием Святейшего Синода во главе со светским чиновником и превращением Русской Православной церкви в государственную церковь.

На что следует обратить внимание при ответе:

· Необходимость церковной реформы в середине XVII в. с точки зрения установления единообразия богослужения.
· Стремление светской и церковной властей провести исправление книг и обрядов по греческим образцам ради укрепления ведущей роли Московского государства в православном мире.
· Сочетание социальных и сугубо религиозных мотивов в возникновении старообрядчества.
· Консервативный характер идеологии раскола.
· Противостояние Никона с Алексеем Михайловичем является последним открытым конфликтом церкви с государственной властью, после которого речь идет лишь о степени подчиненности церкви светским властям.
· О соловецком восстании следует говорить также в связи с темой 26 "Народные восстания в России в XVII в.".

Антропоцентризм, Церковь и светская власть

Антропоцентризм, как зерна «плевел» посеянные дьяволом среди «пшеницы» (теоцентризма) воздействует на сознание не только людей живущих в государстве, той или иной нации или этногруппы, но и естественно на членов вселенской православной Церкви. В связи с этим в вопросе изобличения природного зла антропоцентризма мы прибегнем к анализу общественной психологии Церкви и светской власти, и их синергии.

Но прежде чем приступить к этому разбору, необходимо отметить, что хоть Церковь и светская власть по своей природе совершенно не совместимы 1 , но они объединены между собой человеческим обществом. Поэтому Церковь во взаимодействии с греховной властью необходимо рассматривать не, как Тело Христово которой синергия со грехом противоестественна, а как церковную структуру расположенной в формате общественной и мировоззренческой психологии. В связи с этим, природа выбора греховной личности, его поведение и мотивация, а следовательно и политическая склонность в системе управления власти, как церковной структуры, так и светской власти, аналогичны. В, следствии этой идентичной склонности в выборе своей политической формы управления, как монархической, конституционно монархической, демократической, либеральной и тоталитарной, обе структуры способны входить во синергетическую взаимозависимость. Разница только в том, что при монархизме церковная и светская власть сливаются в единое целое (симфонию властей) образуя единое Тело Христово. Существенной особенностью в которой монарх является членом Церкви и исполняет функцию внешнего представительства от имени Церкви одновременно возглавляет государство и защищает церковную структуру от «волков в овечьей шкуре» и ее внешних врагов. При этой схеме идеология Церкви исходящая из Евангельского учения посредством помазанника Божия и Богоносного священства довлеет над светской властью. При конституционном монархизме идеология светской власти начинает довлеть над церковной, уже посредством маргинальных 2 представителей маргинальных религиозных групп, через синодальное управление. При этом правлении церковная структура постепенно подавляется и подчиняется силовому давлению светской власти. Через эволюцию их взаимоотношений демократия – либерализм – тоталитаризм, Дух церковной структуры выхолащивается и церковная структура постепенно подвергается секуляризации, до пределов границ каждого исторического периода. При этом каждый раз с изменением политического строя светской власти в церковном организме под воздействием уже не христианской власти, начинает доминировать внутренняя политическая устремленность ее священноначалия к политическим ценностям главенствующей власти, при условии их антропоцентричного мировоззрения, как англиканская или автокефальная украинская церкви. Их соработничество доходит до таких взаимоотношений, что идеологические ценности власти проецируются на внутриполитические церковные отношения. Надо сказать, что они пропитываются и одной духовной моралью, или точнее аморальностью, о которой скрывают до времени абсолютного либерализма, на пути к которому ими совместно подавляется всякий нонконформизм 3 . Наверное, иначе быть не может, так как в мироощущении антропоцентризма, он есть Логос находящийся в противостоянии Хаосу (Богу, природе). Поэтому в преодолении страха, логос устремлен к укрощению хаоса и упорядочению мира. «Для системного мировоззрения характерно представление об организационной системе и противостоящей ей внешней среде, которая одновременно является и источником ресурсов, и источником угроз (хаоса) <...> идея системной организации <...> не исключает индивидуальные свободы, ни существования оппозиции <...> критерием <...> при оценке того или иного политического движения, является критерий системности. Антисистемные движения изолируются и подавляются; место остается одной только системной оппозиции» 4 . В связи с этим, Церковь для секулярной власти является источником хаоса, который для упорядочения духовной жизни общества, она стремится подчинить. Чем все свое сознательное существование, с эпохи возрождения, антропоцентричное общество и занимается делая из Церкви церковную структуру, и определяя ей место, в системе своих антропоцентрических мировоззрений, как системной оппозиции. И если бы в церковной структуре не было бы не совершенных и грешных людей любой ценой стремящихся к власти и благополучию своего греховного «Я», все успехи антропоцентричной власти в проецировании своих политических воззрений и реализации секулярных идей просто бы не могли бы состоятся.

Именно наличие адептов антропоцентризма через падшее «Я» в церковной структуре и обуславливается возможность соработничества церковной структуры и светской власти. В связи с этим главным обстоятельством мы и рассмотрим психологические причины определяющие возможность синергии обеих властей.

Соборность в Церкви есть путь поиска Истины во Христе, где правящий архиерей является проявлением соборной воли церковного организма (чистый монархизм). Когда же в управлении епархией устанавливается абсолютный конформизм 5 , при частичном или полном отказе от соборности, то неизбежно устраняется всякая форма нонконформизма. Как правило, это управление обер-прокурорское, уполномоченных по религии или маргинализованного епархиального секретаря (обер-секретаря/ обер-благочинного/ обер-паписта). Здесь начинает запускаться в работу принцип «кнута и пряника». Кнут воспитывает в среде священнослужителей слепой страх быть наказанным и в, следствии этого, значит быть лишенным доли своего благополучия и достатка. Пряник воспитывает в них властолюбие и карьеризм, отсюда и потеря своего приобретаемого благополучия в карьеризме увеличивается. Так воспитывается слепое подчинение, как будто бы, правящему управляющему епархии, которое может доходить не только до согласия в отступлении от правил и традиций Церкви, но и до отступления от догматического учения Церкви. Эта психология унии хорошо прослеживается и не только в истории флорентийской унии, когда духовная слепота, политическая близорукость и соблазн императора привели Византийскую империю к катастрофе, а священнослужителей греческой церкви к отступлению от православной веры.

С этим потенциальным отступлением, уния управленческой власти в маргинальной церковной элиты со светской властью неизбежно обретает формы тоталитарного управления, а власть управляющего епархией становится авторитарно-зависимой через крипто-управляющего/обер-секретаря/обер-уполномоченного/ обер-комиссара. Идеология такого внутрицерковного управления, автоматически отрывается от соборного мироощущения Церкви. Эта психология власти правящего управляющего неизбежно становиться соответствовать папской булле о его (папско-архиерейской) непогрешимости (цезарепапизм). Тем самым, в епархиальном управлении подчиненном личному авторитаризму «паписта» происходит установка антропоцентричного мироощущение, и церковное общество начинает отпадать от Тела Христова, и начинает становится среднестатистическим, религиозным объединением и оно расслаивается на два социально-конфессиональных слоя «управленческую элиту церкви» и их «потребительскую корзину».

В системе общественной психологии и идеологии светской власти, где утверждаются антропоцентричные идеалы эгоцентричной личности (гуманизм), общество неизбежно, как и в церковной среде делится на два социальных слоя. Первым слоем становится «элита секулярного общества», а вторым, в сознании элиты, «быдло» или «технический материал». Яркий пример расслоения на современной Украине на социальном, религиозном, финансовом, идеологическом, национальном, языковом и территориальном уровнях. В отличии от церковной элиты, элита секулярного общества характеризуется не только приближенностью к механизмам управления власти, но в первую очередь к степени финансового благополучия (олигархия - Ротшильд, Березовский, Коломиец, Порошенко). Вхождение, в которое зависит от степени «посвященности» и «протекционизма», которые, в свою очередь, достигаются приверженностью к оккультократии-сатанизма: «Опять берет Его диавол на весьма высокую гору и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: всё это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне.» 6 . Именно оккультократия современного мира и является основой чиновномафии, как не формального антихристианского движения в структурах власти государств. Благодаря которой происходит подавление чиновнократии государств (их коррупция) и тем самым происходит обеспечение гарантированного финансового роста элиты этих государств и мировой элиты в первую очередь. Технический материал же, является потребительской средой обеспечивающий весь необходимый материальный достаток элиты. Этот достаток достигает таких огромных размеров, что способен прокормить не только элиту, но и весь технический материал на несколько десятков лет отдыха. В виду того, что психология технического материала, как психология церковной элиты, основана на желании иметь, хоть маленькое, но стабильное благополучие и в техническом материале наличествует страх потери этого благополучия. Это позволяет действовать в их среде принципу «кнута и пряника». Отсюда психология технического материала становится основой абсолютного общественного конформизма. Таким образом, идеология власти посредством манипуляции сознания, финансовым стимулом (подкупом) и подавлением чиновничества и беспринципного и безграмотного обывательства сидящего на «дозе» социального пакета, обеспечивает ровное развитие, идеологии элиты с постепенным устранением ее оппозиции и стабильной гарантии ее финансового роста.

Оккультократия, как власть оккультно-ориентированно религиозного мировоззрения в элитарном обществе разделяет антропоцентричное общество на две религиозные части. Первая часть это элита, базирующаяся на причастности к мировой элите. Сама же мировая элита становится некой базовой надстройкой над элитой, такой супер элитой (авангард) основой которой становится богоизбранность или прямое учительство от махатмов (демонократии). Здесь демонократия становится характеристикой супер элитарного слоя и мостом в преемственности «антропоцентризм – демоноцентризм». Второй частью в сознании элиты является религия массового пользования, которую элита возглавляет и которой становится оккультный экуменизм. В следствии религиозно-социальной двухслойности оккультно-религиозного мировоззрения, его эсхатологическая потенция в оккультном экуменизме должна будет выстроить всемирно-религиозную иерархию. Где до окончания времени антропоцентризма во главе должен стаять, как предтеча антихриста, римский папа (возможно и православный патриарх но исповедующий принцип цезарепапизма). Соответственно главенствующей религией должна быть католическая церковь, а может и православная, если она заслужит бонус экуменического лидерства. Все остальные религии должны будут выстроится, по их количественно-территориальному признаку. После же окончания времен антропоцентризма и начало времени демоноцентризма элита должна будет передать официальные бразды правления обществом, супер элите.

Сегодня главную задачу, которую стремится реализовать религия массового пользования, является подавлении всякого сопротивления оппозиции (теоцентричного мировоззрения). Слой элиты предназначен для синергии с церковной элитой и через это проведение метаморфозы церковного управления. Слой супер элиты, предназначен для насаждения демоноцентрической картины мира в элите и соответственно инверсии церковного управления.

Вследствии этой секуляризационной цели антропоцентризма позволяющей развивать глобализационный процесс апостасии и подавление сопротивление церковной структуре, в идеологии церковного управления должен находится идеологический изъян, а в ее деятельности заложен механизм, обеспечивающий унию с «духом мира сего».

1 За исключением монархического правления, где монарх является помазанником Божьим и тем самым является связующим звеном двух миров, Тела Христова и общества. (примечание от автора).
2 Маргинальность – это характеристика, относящаяся, собственно, не к имущему положению людей, а к их позиции в отношении господствующей системы ценностей и приоритетов (Церкви и ее соборности, предания и традиции – заметки от автора). Панарин А.С. Политология: Учебник. – М: Гардарики, 2004. – стр. 114
3 Нонконформизм от лат. non - не, нет и conformis - подобный, сообразный] - готовность, несмотря ни на какие обстоятельства, действовать вопреки мнению и позиции превалирующего большинства сообщества, отстаивать прямо противоположную точку зрения. Кондратьев М. Ю., Ильин В. А. Азбука социального психолога-практика. - М.: ПЕР СЭ, 2007. - 464 с.
4 Панарин А.С. Политология: Учебник. – М: Гардарики, 2004. – стр. 110-111
5 Конформизм от лат. conformis - подобный, сообразный] - проявление активности личности, которое отличается реализацией отчетливо приспособленческой реакции на групповое давление (точнее на давление большинства членов группы) с целью избежать негативных санкций - порицания или наказания за демонстрацию несогласия с общепринятым и общепровозглашенным мнением и желанием не выглядеть не таким, как все. Кондратьев М. Ю., Ильин В. А. Азбука социального психолога-практика. - М.: ПЕР СЭ, 2007. - 464 с.
6 Ев. от Матф. 4: 8-9

Антропоцентризм, Церковь и светская власть

Вас может заинтересовать