Священная тайна молитвы «отче наш» о которой мало кто знает и что делать что бы молитва подействовала. О молитве "отче наш"

Тайна ап.Иоанна Поэзия Фото Публицистика Дискуссии Библия История Фотокниги Апостасия Свидетельства Иконы Стихи о.Олега Вопросы Жития святых Книга отзывов Исповедь Архив Карта сайта Молитвы Слово батюшки Новомученики Контакты

отец Олег Моленко

Опыт богомыслия (2010 г.)

О мой дивный Господь и Бог!

Нет у меня ни сил, ни разума, ни слов, чтобы воздать Тебе хвалу, славословие и благодарение за все Твои дивные, чудесные и неизреченные милости, щедроты и благодеяния, которыми Ты, о Всемилостивейший, во все дни жизни моей незаслуженно буквально осыпаешь меня, грешного и недостойного такого Твоего снисхождения и внимания!

Я дивлюсь Тебе и всему тому, что Ты изволяешь подарить мне, окаянному и безответному! Впрочем, эти великие Твои пренебесные, святые и божественные подарки делаются не мне одному, но и прочим Твоим верным людям, которые взыскали Тебя и Твои милости и желают быть с Тобой всегда! И не только им, но и всей Церкви Твоей принадлежит это Твое неоценимое духовное сокровище, ибо Ты, как Ее Единственный Глава, Жених, Кормилец, Защитник и Попечитель, благоволишь все делать для Церкви, Церковью и ради Церкви Твоей!

Вот и в настоящее время Ты опять незримо посещаешь меня, малого и ничтожного Твоего служителя, и открываешь мне, немудрому, дивные и премудрые вразумления и откровения Твои.

Все что я, малознающий, знаю – Твое и от Тебя! Я знаю, что Ты всегда во все времена бытия посещал избранных Твоих и открывал им то, что Тебе было угодно открыть каждому из них. Ты не только открывал им Твои дивные тайны, нужнейшие нам заповеди, повеления, советы, пророчества и обетования, но и научал, как поступить с ними. Что-то Ты даровал только Своему избранному и святому, а что-то повелевал передать прочим людям. Так было и есть, о Неописуемый и Всесовершенный Господь мой и Бог мой!

Мне бы с благодарностью принять то, что Ты уже даровал Церкви Твоей через святых Твоих избранников, прилепиться к этому безграничному духовному сокровищу и благоговейно пить, насыщаться и наслаждаться из этого небесного источника мудрости и благодати!

О, Неизглаголанный и Неизмеримый Господь и Бог, Создатель и Возсоздатель мой! Ты все про меня знаешь, все видишь и все понимаешь! Ничто не утаится от Тебя, и никто не скроется! Но я дивлюсь и недоумеваю, что Ты меня, последнейшего из последних, призвал на дивный пир Твоей веры, мудрости и благодати! Дивлюсь, что и меня, так сильно поврежденного, искореженного и изуродованного грехом, самоволием, безпечностью и бесами, Ты, о Всеславнейший и ни в чем не имеющий нужду, призвал в дивный Твой Свет и Царство Благодати, и сделал Своим избранником и служителем! Мне нечем воздать Тебе! Мне нечем ответить Тебе и нечего сказать! Изумляюсь, молчу, благоговею и тихо плачу пред Тобой, Господь и Бог и Спаситель мой!

Прости меня, мой Благодетель, милостиво приемлющий любого кающегося человека, за все мое недостоинство Тебя, за все мои нелепости, грехи и уклонения от правды Твоей и Света Твоего! Прости меня за мое несоответствие Твоим дарам и безобразность мою.

Но, Ты, о дивный в милости Своей и славный во всех делах Твоих, Сам пощадил меня, Сам даровал мне покаяние и очистил им, Сам убелил меня, Сам украсил меня, Сам упремудрил Меня и научил всему тому, что я знаю, умею и могу!

Вот и теперь, Ты опять и как всегда неожиданно благоволил посетить меня и открыл мне то, что счел нужным и повелел донести это Твоим словесным овечкам и всей Церкви Твоей! Благоговею пред Тобой, но не уклоняюсь от святого послушания Тебе! Однако сознавая свою недостаточность, припадаю к благости Твоей и молю Тебя, о Всещедрый, даруй мне разум и слово изложить все открытое Тобой мне, ничтожному, так, как это угодно Тебе и полезно людям Твоим! С этим я дерзаю приступить к написанию и да польются словеса мои как благодатные потоки Твои, утешающие, укрепляющие, вразумляющие и научающие званных Тобой ко спасению!

О, чада мои, возлюбленные о Господе! Я, ваш отец, наставник и пастырь, опять обращаюсь к вам как к разумным Божьим творениям, способным внять и понять смысл износимого мной слова. И в этот раз это не просто мои слова, суждения и мнения, но говоримые мною и через меня слова и мысли Духа Святого! Отнеситесь же к ним с великим вниманием и благоговением и напитайте ваши жаждущие души из чистого и благодатного источника Божьей мудрости. Ощутите и переживите благодатное воздействие слова и получите пользу душам вашим во спасение ваше!

О молитве Господней «Отче наш»

Наш чудный Господь и Бог Иисус Христос даровал нам изумительную по силе, красоте и глубине молитву, которую мы знаем под названием «ОТЧЕ НАШ». По ее происхождению эта дивная молитва именуется Господней, ибо она есть единственная из всех молитв, которая дарована нам непосредственно Самим воплощенным Господом и Спасителем нашим Иисусом Христом.

Мы находим слова этой благодатнейшей молитвы в Божественном Евангелии. Вот как она приводится в русском переводе Евангелия от Матфея:

Мф.6:
« 9 Молитесь же так:
Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое;
10
11
12
13 и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь».

В другом Евангелии от Луки эта молитва приводится так:

Лк.11:
« 1 Случилось, что когда Он в одном месте молился, и перестал, один из учеников Его сказал Ему: Господи! научи нас молиться, как и Иоанн научил учеников своих.
2 Он сказал им: когда молитесь, говорите: Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
3
4 и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого».

Оба варианта этой одной молитвы приведены с некоторыми разночтениями. Но это не ошибки переписчиков или переводчиков. Господь говорил эту молитву людям не один раз. Евангелистами записано два разных случая, когда Господь произносил эту молитву людям. У Матфея повествуется, что Господь Сам стал говорить о том, как надо молиться, и для примера Он привел текст этой короткой, но много в себе содержащей молитвы.

Вот что наш Господь и Учитель говорил перед тем, как произнести содержание этой молитвы:

Мф.6:
« 6 Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.
7 А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны;
8 не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него».

В этом поучении о молитве наш Господь помогает нам избежать два основных препятствия, мешающих нашей молитве и лишающих нас ее благих плодов.

Первым препятствием Господь показывает нам лицемерие, которое происходит из страсти тщеславия. Господь помогает нам преодолеть это препятствие тем, что объясняет ту истину, что нам нельзя молиться напоказ другим людям или своей страсти тщеславия, но должно всегда уединяться и молиться Богу тайно. Здесь речь идет о личной, а не о церковной и общественной молитве. Тайная молитва от души, возносимая Богу, непременно будет Им принята, и Господь Бог, видящий тайную, нелицемерную и благоговейную молитву человека, воздает ему явным осуществлением просимого или явным преуспеянием в самой молитве.

Вторым препятствием, лишающим молитву услышанности Богом, является многословие и говорение лишнего. Многословие, осуждаемое Господом, не есть просто большое количество слов, обращенных ко Господу Богу. Мы знаем, что святые отцы, движимые в своих молитвах Духом Святым, изливали их многими словами. Господь порицает многословие молитвы язычников. Это многословие состояло из многих лишних слов, театрально вставляемых язычниками в свои молитвы для словесного ее украшения, пышности и нарядности. Другими словами, многословная молитва язычника была не более, чем витийствующая игра словами. Язычники ложно полагали, что изящная и театральная игра словами и есть молитва и что именно за это изящное искусство нанизывания и плетения словесных кружев их молитва будет услышана. Просили же язычники о многом и о земном. И от этого нас предупреждает Господь, открывая ту истину, что Бог Отец наш знает все, в чем мы имеем нужду, прежде нашего прошения.

Если буквально следовать этой истине, то возникает мысль о том, что, может, не следует нам вообще ничего просить у Бога? Да, бывает и так! И такому есть место в духовной жизни человека. Так святитель Игнатий (Брянчанинов), этот дивный учитель молитвы, писал: «Если можешь ничего не просить у Бога – не проси ничего».

Как мы видим, непрошение у Бога есть следствие высокого духовного преуспеяния. Человек ничего не просит у Бога из глубокой своей убежденности, что Бог все его нужды знает лучше Его и что Он все необходимое подаст ему в нужное время и полезную меру. Но такой человек не просто не просит у Бога, но и благоговейно предстоит пред Ним, всего ожидая от Него верой и упованием своим. Такое предстояние есть молитва без слов. Нам же, новоначальным и слабым, должно смиренно и неотступно просить того, что важно и нужно нам.

Неотступности в молитве учит нас Сам наш Господь Иисус Христос:

Лк.11:
« 5 И сказал им: положим, что кто-нибудь из вас, имея друга, придёт к нему в полночь и скажет ему: друг! дай мне взаймы три хлеба,
6 ибо друг мой с дороги зашел ко мне, и мне нечего предложить ему;
7 а тот изнутри скажет ему в ответ: не беспокой меня, двери уже заперты, и дети мои со мною на постели; не могу встать и дать тебе.
8 Если, говорю вам, он не встанет и не даст ему по дружбе с ним, то по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит .
9 И Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам,
10 ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
11 Какой из вас отец, когда сын попросит у него хлеба, подаст ему камень? или, когда попросит рыбы, подаст ему змею вместо рыбы?
12 Или, если попросит яйца, подаст ему скорпиона?
13 Итак, если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него ».

Итак, мы просим у Бога не для информирования Его о наших нуждах, а для выражения желания нашего сердца и осознания нами крайней нужды в просимом. Мы свидетельствуем пред Богом о своем желании получить просимое и о своей нужде в нем. Чем неотступнее наши прошения, тем более мы свидетельствуем о своей нужде в просимом. Однако мы настолько невежественны и немощны, что не знаем, что должно просить у Бога и в чем наша настоящая нужда. И этому нас научает Сам Господь.

В общем для всех виде Он сообщает нам об этом, как мы это хорошо видим, в Святом Евангелии.

Если говорить кратко, то просить должно у Бога дарование Духа Святого !

Если есть нужда говорить больше и конкретней, то повторяем за Господом – сказавшим нам: молитесь так – молитву «Отче наш».

Два предложенных Господом нашим варианта этой молитвы дополняют друг друга, что я постараюсь показать ниже.

О, как возвышена, как духовна, как проста в изложении и глубока и богата в содержании эта краткая молитва! В ней есть и догматы веры, и недомыслимые для нас важные истины, и откровения, и глубокое покаяние, и поучение! О, как любезна должна быть эта великая молитва нашему сердцу!

Но сегодня, о чада мои, возлюбившие молитву, я покажу вам то, что совсем недавно во дни празднования Светлого Рождества Христова 2010 года открыл мне Господь в этой досточудной и божественной молитве.

Один Бог знает, сколько раз я произносил слова этой несравненной и незаменимой молитвы. Я и рыдал на ней от убодания моего заскорузлого и окамененного сердца на страшных и дивных словах ее «Отче наш». Я зрел на эти изумительные и блаженные слова «Отче наш» и плакал. Плакал и наслаждался ими! Я не отрываясь зрел эти слова и ненасытимо насыщался ими, плача и вместе с тем дивясь их простоте и силе. Я блаженно плакал и непрестанно повторял лишь «Отче наш... Отче наш... Отче наш...»!

Что же я увидел в этих словах во время посещения меня, недостойного, Духом Святым?

А видел я прозревшими на то время своими духовными очами следующее.

С одной стороны я увидел необъятно Великого и безгранично Славного Всемогущего Бога и дивную Его истину, что Он Святой и Всесовершенный благоволил мне (и всем нам, людям) открыться не как Господин, Повелитель, Судья праведный и Каратель справедливый – что верно само по себе – а как родной Отец! О, непостижимая к нам любовь Божья! О, невероятная и потрясающая истина! О, изумительное знание! О, чудесный и неизреченный дар Божий! Бог – мой Отец! Как не дивиться сему! Как не радоваться! Как не веселиться и не ликовать от осознания приобретения паче всякого чаяния Такого Великолепнейшего Отца! Но, от этого величайшего откровения, от зрения этой любезной моему сердцу и драгоценнейшей истины, увы мне, мое каменное сердце не содрогнулось, не сокрушилось и не растаяло во мне как воск от огня. О, горе нечувствию моему!

Но и здесь безгранично милостивый Господь и Бог мой пришел мне на помощь. Он показал мне другую сторону – меня самого. Что же я увидел с этой стороны? А увидел я жуткую, страшную, мрачную картину того, кто я есть на самом деле и как я выгляжу во свете Божества! Я вижу маленькое, жалкое, немощное, безсильное и непрестанно страдающее существо. Я вижу маленького, злобного и обиженного на всех и вся гадкого, мерзкого и уродливого карлика! Я вижу ничтожество, не только не способное ни к чему доброму, но не способное ничем и никак помочь себе самому! Я вижу полное несоответствие между открывшейся мне жуткой реальностью моего состояния и моего сыновнего положения, дарованного мне Богом! И при этом я не теряю из виду Самого Бога и продолжаю как спасительное заклинание вопиять «Отче наш... Отче наш... Отче наш...». И здесь на этом ярчайшем контрасте между зримым в неизреченной лепоте Богом и одновременно зримом моем уродстве Бог посылает мне удивительной силы сокрушающий помысел, который я зрю весь целиком и который для его сообщения вам нуждается в пословном изложении. Суть его была такой: «Боже мой, Боже мой, Великий и Превеликий! Ты благоволил стать моим Отцом и Ты мой Всемогущий и Всеблаженный Отец! Почему же я, окаяннейшее Твое творение, являясь Твоим сыном и дерзая называть Тебя Своим Отцом, так мучаюсь и страдаю, немоществую и терплю лишения»? И далее какое-то время я переживал эту мысль, не оставляя повторять два блаженнейших слова «Отче наш...» и непрестанно сокрушаясь и испуская обильные слезы.

Так только два первых слова этой поистине великой и блаженной молитвы произвели во мне такое дивное изменение, покаянное самовоззрение и блаженный, тихий, стройный плач о себе.

Но было это давно, когда я был еще молод и только приступал к великому и перерождающему душу святоотеческому покаянию. Где-то в это же время, но чуть позже, во время моего жительства в горах Кавказа с ныне покойным братом Михаилом я услыхал от него его толкование молитвы Господней. Это толкование было основано на личном опыте деятельного покаяния и мало чем отличалось от толкования святых отцов. Оно служило хорошим дополнением к их толкованию, ибо было приложено по отношению к кающемуся грешнику.

Когда человек в своем покаянии по-настоящему увидит себя и познает то, что грех сделал с ним, тогда покаяние становится для него единым на потребу делом. В страхе за свою вечную участь он всецело погружается в покаяние, как в бездну, как в жизнь и неисходно пребывает в нем. В это время из всего сокровища Церкви и наследия святых отцов он выбирает лишь то, что содержит в себе покаяние или способствует его покаянию. Он подбирает для себя соответствующие его состоянию и покаянным нуждам молитвы, а также их толкования, способствующие его покаянию. В это время он усиленно трудится для покаяния своего, чтобы сделать его реально работающим на его очищение и благое изменение, а также чтобы оно было принято Господом Богом. После прохождения поприща святоотеческого очистительного покаяния подвижник Христов переводится Богом на новый для себя уровень, на котором его покаяние работает на него! В этом периоде он больше живет зрением, чем деянием и больше слушает Бога, чем говорит Ему! Основным проявлением этого духовного уровня является недоступное ему ранее богомыслие и богословие. Деятельное покаяние становится для него лишь охранным, и он прибегает к нему лишь в случае преткновения или спотыкания. Важнейшей добродетелью для него является смиренномудрие. При охранении себя смиренномудрием подвижник живет и питается в основном богомыслием. Он начинает получать от Бога различные вразумления и откровения и прежде всего покаянного характера. Он начинает по-новому, глубже, четче и яснее видеть то, чем он раньше пользовался в своем покаянном творчестве. Ему начинает открываться глубина и красота православных молитв. Происходит это не по его воле и желанию, а по воле и желанию Господа Бога.

Долгое время я был доволен своим пониманием молитвы Господней и не пытался увидеть в ней что-то большее. Однако полного удовлетворения в ее понимании у меня почему-то не было.

Новое видение молитвы «Отче наш» пришло ко мне неожиданно во время исповеди одного из моих духовных чад. Во время беседы я вдруг ясно увидел, что в этой молитве помимо всего мне известного заложена лестница духовного восхождения! Ступени этого восхождения изложены в виде духовных законов и духовного качества, а не в виде деятельного восхождения и добродетелей.

Если эта молитва читается сверху вниз, то лестница духовного восхождения изображена там снизу вверх. Приведу ее в указанном порядке словами из Писания.

Молитва у Матфея:

Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое;
10 да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
11 хлеб наш насущный дай нам на сей день;
12 и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
13 и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.


Молитва у Луки:

Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
3 хлеб наш насущный подавай нам на каждый день;
4 и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого

Лестница духовного восхождения по молитве «Отче наш»:

1 - избавь нас от лукавого

2 - не введи нас в искушение

3 - как мы прощаем должникам нашим - мы прощаем всякому должнику нашему
4 - прости нам долги наши - прости нам грехи наши

5 - хлеб наш насущный дай нам на сей день - хлеб наш насущный подавай нам на каждый день
6 - да будет воля Твоя и на земле, как на небе – слав.: да будет воля твоя, яко на небеси и на земли (в слав. указано точнее)
7 - да приидет Царствие Твое
8 - да святится имя Твое
9 - сущий на небесах
10 - Отче наш

Вот такая дивная духовная лестница из 10 ступеней!

Однако кроме духовного восхождения эта лестница является лестницей, ведущей верного к достойному причащению Святых, Страшных и Животворящих Таинств Христовых! Таким образом молитва «Отче наш» открывается нам в своем Евхаристическом содержании! Ведь не случайно же она помещена Церковью для моления ею в таинстве Евхаристии, причем перед самым причащением Святых Таинств!

Пройдемся же теперь по каждой из указанных ступеней от первой до десятой с пояснением.

1 – избави нас от лукавого

Избавление от лукавого справедливо поставлено первым в этой лестнице. Все начинания в духовной жизни, все церковные таинства и действия начинаются с избавления от лукавого! Это избавление имеет два вида. Первое означает избавление от отца всякого лукавства сатаны или диавола, справедливо названным Господом лукавым. Второе значение относится к нашему зараженному лукавством духу. Это лукавство проявляется у нас в нашей сложности (не простоте) и самости, и прежде всего в оправдании себя и лишнем словоизлиянии. Вот почему перед таинством Евхаристии так важно прежде всего избавиться от этого лукавого духа.

Избавление от лукавого мы можем увидеть во всем.

В домостроительстве Божьем оно видно из главной цели первого пришествия Господа нашего Иисуса Христа. Святые отцы Церкви единодушно говорят нам, что главной целью пришествия Господа Иисуса Христа во плоти было разрушить все дела диавола и избавить нас от работы ему. Одной из целей второго славного пришествия Христа будет полное и окончательное избавление людей и всей вселенной от лукавого диавола и всех его бесов, а также от смерти, ада, греха и всех их последствий.

В таинстве святого крещения, которое возрождает крещаемого свыше, первым делом является избавление и отречение крещаемого от сатаны, всех его бесов, всех его дел и всей его гордыни. Отречение от сатаны заявляет сам крещаемый (за младенца – его восприемник), что является непременным условием для дальнейшего сочетания (соединения) со Христом. Избавление крещаемого от лукавого и всех его бесов осуществляет Господь Бог посредством самого таинства через экзорцизм Своего священнослужителя, совершающего это таинство. Таким образом вводящий через крещение человека в Церковь Христову и духовный мир священнослужитель является для этого крещенного человека духовным родителем (отцом) и пастырем Церкви. Крещенный от воды и Духа и рожденный от духовного отца и Духа Святого член церкви навсегда становится для совершившего таинство священнослужителя духовным сыном (дочерью) и словесной овцой его стада. Он должен и обязан во все оставшиеся дни своей жизни молиться о здравии родившего его духовного отца, а в случае его отшествия ко Господу – о упокоении его души! Оставление молитв за духовного отца является грехом и нарушением заповеди Господа о почитании отца своего, т.е. духовным хамством! Еще большим хамством является любое порицание или унижение духовного отца или памяти о нем. Как сын и словесная овца, верный не может поучать или обличать своего духовного отца даже в том случае, если по уловке диавола тот попадет в ересь или падет во все тяжкие и лютые. Господь Сам вразумляет споткнувшегося пастыря или посылает для его обличения Своих людей, но только не из числа его бывших духовных детей. В таком случае дети должны оплакивать своего духовного отца и благодетеля, прося избавить его от сетей лукавого.

При освящении воды, елея, креста, храма, жилого дома, домашнего скота, транспортного средства, вещей и продуктов и прочих житейских потребностей всегда сперва производится избавление от лукавого и его бесов.

2 - не введи нас в искушение

После избавления от лукавого на следующей ступени мы просим Бога не вводить нас во искушение. Обратите внимание на то, что слово «искушение» поставлено в единственном числе. О каком же искушении идет речь? Должно разуметь, что речь не идет об искушениях, бываемых от сатаны и бесов его, ибо мы уже избавились от них вместе с ним на первой ступени. От полезных искушений нелепо просить избавления, ибо они помогают нашему спасению. Не искушает нас Господь Бог. Для разумения здесь уместно привести слова святого Апостола Иакова:

Иак.1:
« 13 В искушении никто не говори: Бог меня искушает; потому что Бог не искушается злом и Сам не искушает никого ,
14 но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственною похотью ».

Итак, источником нашего искушения является наша собственная похоть. Похоть чего? Об этом нам в полноте сообщает возлюбленный Иоанн Богослов:

1 Ин.2:
« 15 Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей.
16 Ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская , не есть от Отца, но от мира сего.

17 И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек».

Похоть плоти, очей и гордость житейская составляют для нас этот мир во зле лежащий и враждебный Богу. Этот мир после диавола является главным врагом нашего спасения.

Апостол Иаков напоминает нам об истинном благочестии:

Иак.1,27:
«Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцем есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира ».

Похоть благ мира сего приводит к прелюбодеянию с ним:

Иак.4,4:
«Прелюбодеи и прелюбодейцы! не знаете ли, что дружба с миром есть вражда против Бога ? Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу ».

Как же можно чего-то просить у Бога будучи Его врагом? Никак!

Итак, очевидно, что в этом прошении мы просим у Бога не ввести нас в искушение миром сим . В этом прошении включены также просьбы избавления нас от прелюбодеяния с миром сим и от влекущих к сему прелюбодеянию похоти плоти, похоти очес и гордости житейской. Другими словами мы просим Бога о мироотречении ! Поскольку в этом мироотречении и преодолении похоти мира сего заключается деятельный аскетизм – мы просим о преуспеянии в этом подвиге деятельного покаяния, конечной целью чего является безстрастие.

В отношении к Евхаристии мы просим не ввести нас в такое искушение , которое бы воспрепятствовало нам достойно причаститься Святых Таинств Христовых.

3 - как мы прощаем должникам нашим - мы прощаем всякому должнику нашему

Вот мы достигли третьей ступени. На ней в отношении Евхаристии мы для удаления главного препятствия к достойному причащению сперва достигаем, а затем свидетельствуем Богу о прощении всякому личному должнику нашему и всем личным должникам нашим всех их личных долгов против нас! Здесь под долгом разумеется всякое содеянное против нас согрешение, огорчение, неправда, причиненная скорбь и т.д.

В отношении духовного преуспеяния мы на этой ступени воспринимаем заповедь и благой совет Господа Иисуса Христа:

Мф.6:
« 14 Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный ,
15 а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших ».

После этой двухсторонней заповеди о прощении-непрощении только ненавидящий себя в вечности безумец может не позаботиться об ее исполнении, ибо это напрямую связано с оставлением наших собственных грехов, которые являются для нас главным источником нашей погибели и главным препятствием на пути возвращения к Богу и в Его царство.
Таким образом на этой ступени мы просим Бога о даровании нам великого дара неосуждения ближнего, который является началом и основанием исполнения заповеди Божией о любви ближних! Именно этому учит нас и Святая Церковь во дни Великого поста, поставляя нам покаянную молитву преподобного Ефрема Сирина с коленопреклонениями с важным в ней прошением: «даруй мне зрети моя согрешения (и вследствие этого) и не осуждати брата моего».

Выходит, что на этой ступени мы достигаем дара неосуждения ближних , а также предваряющего его дара зрения греха своего .

Согрешения наши и наших ближних здесь образно указаны в виде долга. Тогда мы вспоминаем притчу Господа о должниках:

Мф.18:
« 23 Посему Царство Небесное подобно царю, который захотел сосчитаться с рабами своими ;
24 когда начал он считаться, приведен был к нему некто, который должен был ему десять тысяч талантов ;
25 а как он не имел, чем заплатить, то государь его приказал продать его, и жену его, и детей, и всё, что он имел, и заплатить;
26 тогда раб тот пал, и, кланяясь ему, говорил: государь! потерпи на мне, и всё тебе заплачу.
27 Государь, умилосердившись над рабом тем, отпустил его и долг простил ему .
28 Раб же тот, выйдя, нашел одного из товарищей своих, который должен был ему сто динариев, и, схватив его, душил, говоря: отдай мне, что должен.
29 Тогда товарищ его пал к ногам его, умолял его и говорил: потерпи на мне, и всё отдам тебе.
30 Но тот не захотел, а пошел и посадил его в темницу, пока не отдаст долга.
31 Товарищи его, видев происшедшее, очень огорчились и, придя, рассказали государю своему всё бывшее.
32 Тогда государь его призывает его и говорит: злой раб! весь долг тот я простил тебе, потому что ты упросил меня;
33 не надлежало ли и тебе помиловать товарища твоего, как и я помиловал тебя ?
34 И, разгневавшись, государь его отдал его истязателям, пока не отдаст ему всего долга .
35 Так и Отец Мой Небесный поступит с вами, если не простит каждый из вас от сердца своего брату своему согрешений его ».

Обратите пристальное внимание на то, что эта притча говорит об уподоблении Царству Небесному и напрямую связано с Отцом Небесным, что отраженно и в молитве «Отче наш». Вот почему нам важно уразуметь для получения милости от Отца Небесного в виде прощения нашего долга и для достижения Царства Небесного то, что это для нас станет реальностью лишь тогда, когда мы сами по духовному закону исполним то, что предлежит сделать нам с нашей стороны – простить от сердца все согрешения всякого согрешившего лично против нас брата или ближнего.

То, что согрешения показаны нам в виде долга, говорит нам следующее.

Наш личный долг перед безконечным Богом безконечен и потому в случае неуплаты подлежит безконечному заключению в темнице ада: государь его отдал его истязателям (т.е. злым бесам в аду) пока не отдаст ему всего долга (т.е. навсегда, на всю вечность).

Но наши грехи и грехи ближних против нас названы долгами ради проявления двух заповедей о любви – к Богу и ближнему. Об этом хорошо показывают слова Господа:

Лк.7:
« 41 Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят,
42 но как они не имели чем заплатить, он простил обоим . Скажи же, который из них более возлюбит его ?
43 Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил . Он сказал ему: правильно ты рассудил ».

Осознав, что прощение долга напрямую связано с любовью к Богу (за прощение безконечного долга нам) и к ближнему (как прощение его малого долга против нас) переходим к следующей ступени.

4 - прости нам долги наши - прости нам грехи наши

Заручившись прощением грехов ближних против нас, мы дерзаем с несомненной надеждой и упованием просить Бога о прощении наших грехов, которые ощущаются нами как тяжкий и давящий нас и ничем невосполнимый долг перед Ним.

Получая прощения грехов, препятствующих нашему соединению со Святым Богом, мы в таинстве Евхаристии становимся на время святыми, чтобы и к нам перед приступанием к причастию Святых Тела и Крови Христовых относился возглас, возносимый священнослужителем от лица Церкви: «святая святым». Вот почему так важно перед Чашей Жизни простить от всего сердца всем своим обидчикам и примириться со всеми, кого обидели мы, а также очистить совесть свою от грехов в таинстве Исповеди.

Прощение грехов, как нашего долга пред Богом, позволяет нам перейти к следующей ступени духовного совершенствования. Оно не освобождает нас от влияния греха вообще или от нашей немощи согрешать, но снимает тяжкий груз всех греховных накоплений, как непомерно тяжелый долг. Об этой духовной антиномии прощения грехов и согрешения лучше всех нам говорит Великий Иоанн Богослов:

С одной стороны этой антиномии мы имеем:

1 Ин.1:
« 7 если же ходим во свете, подобно как Он во свете, то имеем общение друг с другом, и Кровь Иисуса Христа, Сына Его, очищает нас от всякого греха . ...
9 Если исповедуем грехи наши , то Он , будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды ».

С другой стороны:

1 Ин.1:
« 8 Если говорим, что не имеем греха , -- обманываем самих себя, и истины нет в нас.

...
10 Если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым , и слова Его нет в нас».

Итак, грехи, как тяготеющий долг пред Богом, прощаются Им при соблюдения нами условий, заповеданных нам, но пребывание в нас греха, как неуврачеванной еще окончательно порчи грехопадения, источающей текущие грехи нашей немощи, в нас сохраняется. Эти текущие грехи мы очищаем повседневным покаянием, прощением грехов против нас наших ближних и терпением скорбных наведений.

Придя в такое устроение и в такую степень очищения от грехов, мы наконец переходим на следующую ступень лестницы.

5 - хлеб наш насущный дай нам на сей день - хлеб наш насущный подавай нам на каждый день

Наконец-то мы получаем дерзновение просить насущный наш хлеб для поддержания жизни в себе. Разночтение в этом прошении у Евангелистов сводится к тому, что у Матфея написано о прошении хлеба на сей день (по слав. – днесь), т.е. сегодня, а Лука, чтобы кто не подумал, что это прошение только на одни день дополняет – на каждый такой сегодняшний день.

О каком же хлебе идет речь в этом прошении?

Здесь следует знать, что каждый верный член Церкви Христовой проявляет себя в виде трех людей или ипостасей: человека церковного, человека духовного и человека греховного. Соответственно этому у каждого из этих человеков есть свой насущный хлеб, которым он должен питаться. При этом два человека – церковный и духовный – питаются каждый своим хлебом для жизни и роста, а третий – греховный человек – питается своим хлебом для умерщвления и полного исчезновения.

Для церковного человека насущным хлебом является Святое Тело и Кровь Христовы, через которые он духовно вкушает всего Христа Бога.

Ин.6:
« 32 Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес .
33 Ибо хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру . ...
35 Иисус же сказал им: Я есмь хлеб жизни ; приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда. ...
48 Я есмь хлеб жизни .
49 Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли;
50 хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет .
51 Я хлеб живый, сшедший с небес ; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя , которую Я отдам за жизнь мира.
52 Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть Плоть Свою?
53 Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни.
54 Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день.
55 Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие.
56 Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем.
57 Как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною.
58 Сей-то есть хлеб, сшедший с небес. Не так, как отцы ваши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек».

Здесь мы видим прямую связь между дающим небесный хлеб Отцом и являющимся для нас этим хлебом Христом, что отражено в молитве «Отче наш». Здесь также показаны основные плоды для нас, приносимые вкушением Тела и Крови Христовых. Выделим и перечислим эти дивные дары Божественной Евхаристии:

1 - удовлетворение духовного алкания и духовной жажды;

2 - прощение и оставление грехов;

3 - привитие к Христу-Лозе и питание соками Лозы, чтобы не увясть и не засохнуть;
4 - поддержание в человеке духовной жизни и жизни с Богом;

5 – соединение верных в единую Церковь, как единое Тело Христово;
6 – соделывание верных посредством вкушения Крови Христа братьями Христу и братьями во Христе;
7 – победа (принятие Христовой победы) над смертью;

8 – залог будущего нашего воскресения из мертвых;
9 – пребывание нас во Христе;

10- пребывание Христа в нас;

11- жизнь Христом Богом.

Для нашего духовного человека насущным хлебом является святое и блаженное имя Иисуса Христа , а вкушением – его непрестанное призывание. Без моления именем Иисуса Христа наш духовный человек не растет, но умирает. Через непрестанное призывание имени Иисуса Христа наш духовный человек соединяется с Божеством Христа Сына Божьего.

Об этом двойном питании говорит нам Духом Святым святой царь Давид в словах:
Пс.115,4: «Чашу спасения прииму и имя Господне призову».

Насущным хлебом для нашего греховного человека являются плач и слезы. Этим хлебом он постепенно умерщвляется.

Соответственно трем этим в нас человекам мы и причащаемся Пречистых и Святых Тела и Крови Христовых.

Греховный человек – во оставление грехов.
Духовный человек – в возрастание моления именем Иисуса Христа.
Церковный человек – в соединение со Христом Богом, а чрез Него со Отцем в Духе Святом.

Поскольку все мы рождаемся грешными и главным для нашего спасения является оставление грехов, то Спаситель Христос и Его Святая Церковь поставили возглашать основной причиной Евхаристии и пресуществление в ней хлеба и вина в Святые Тело и Кровь Христа – «во оставление грехов». Вот почему для новоначальных в подвиге покаяния чад основным признаком причащения не в осуждение является усиление после причащения сокрушения, плача или любого другого покаянного чувства, а также изменение их отношения к ближним в сторону неосуждения, легкого от сердца их прощения и любви.

Для людей, достигших уровня духовного человека, основным признаком достойного причащения (кроме упомянутых для греховного человека) является любое преуспеяние или улучшение их молитвы именем Иисуса Христа.

Для людей, достигших полноты церковного человека или в меру возраста Христова, основным признаком достойного причащения является любое свидетельство их соединения с Божеством Христа и Пресвятой Троицы. Это может быть упоение благодатью, совершенное умертвие миру, сладость от пребывания на своем кресте, богомыслие, откровение, озарение, явление, духовное видение и т.п.

Случается и так, что признаки высшего уровня могут иногда быть дарованы человеку низшего уровня для опытного их вкушения, чтобы привлечь его к ревностному стремлению к постоянному ими обладанию.

Если же никаких благих и или покаянных изменений в человеке после причащения Святых Тела и Крови Христовых не происходит и он остается безчувственным чурбаном, это значит, что он или причастился лишь хлеба и вина (это в лучшем случае), или причастился себе во осуждение.

Если человек не питает насущным хлебом каждого из трех его человеков, а лишь одного или двоих, то отставшийся без питания человек умирает – если это церковный и духовный человек, или оживает и крепнет – если это греховный человек. Если не питать греховного человека, то он начнет преобладать над двумя остальными пока полностью их не подавит. Если не питать духовного человека, то мы лишимся силы и защиты имени Иисуса Христа, а также основы покаяния. Это приведет к росту греховного человека и неистинствования церковного, что может привести к отпадению от спасающей Церкви. Если не питать насущным хлебом церковного человека, то он теряет чувство церковности, перестает чувствовать Церковь и себя в Церкви, а прочих ее членов – своими братьями и сестрами. Тогда он, как не имеющий жизни в себе, засыхает и отламывается от Лозы-Христа и уносится за ограду Церкви. Духовное его развитие принимает форму прелести, а покаяние становится лицемерным. Такой перекос в питании насущным хлебом приводит к безполезности и безплодности питания остальных наших человеков, вот почему нужно регулярное питание им каждого из всех троих наших человеков.

Наладив регулярное и действенное питание насущным хлебом, мы переходим на следующую ступень, на которой просим о воле Божией.

6 - да будет воля Твоя и на земле, как на небе – на слав.: да будет воля твоя, яко на небеси и на земли

Одного оставления грехов и поддержание в себе Божественной жизни недостаточно человеку. После достижения этого у него встает вопрос о согласовании своей воли с волей Божией и о научении творить волю Божию. Лучше всего творят волю Божию святые Ангелы и спасенные люди, находящиеся на небе. Вот почему на этой ступени мы и просим, чтобы такое непринужденное и гармоничное исполнение воли Божией, какое есть на небе, пришло и на землю. Под землей должно понимать три значения: собственно планета Земля; наше сердце и человеческое естество вообще. Если мы просим пришествия той воли Божией, которая на небе, на землю, то мы тем самым призываем Второе пришествие Христа, кончину века сего, Страшный суд и жизнь будущего века, ибо только на новой и вечной земле это будет осуществимо.

Когда мы под землей понимаем наше сердце и все естество человека, то мы просим Бога настроить наше сердце и все прочие части нашего естества на творение воли Божией, а также научения нас полному согласованию во всех частях нашего естества с волей Божией и жительством только по ней.

После полного самоотвержения и полной отдачи себя в волю Божию мы можем дерзновенно просить о пришествии к нам Царства Божьего.

7 - да приидет Царствие Твое

Царствие Божие есть Господь Бог и Царь Небесный Дух Святой. Мы просим о пришествии Его к нам и поселении Его у нас в сердце. Об этом же мы просим и в молитве «Царю Небесный Утешителю Душе Истины...».

Когда Дух Святой поселяется в человеке, то такой человек становится духоносным. Дух Святой изнутри человека очищает его от всякой скверны плоти и духа, освящает его, просвещает, утешает, наставляет на всякую истину, упремудривает и готовит его к пришествию и вселению Отца и Сына.

С вселением Духа Святого человек становится истинно духовным. Это развитие приводит к тому, что человек достигает высокого преуспеяния в своей Иисусовой молитве. От этого его молитва становится духовной, и он переходит на очередную ступень лестницы, на которой имя Божие становится для него как Бог и потому святится!

8 - да святится имя Твое

От такого освящения именем Божиим человек окончательно умирает ко всему земному, тленному и преходящему так, что единым его чаянием становится небо, где он пребывает духом и умом своим.

9 - сущий на небесах

Теперь он впервые нелицемерно, а от всего сердца, ума и естества произносит слова Символа Веры: чаю жизни будущего века! Такой человек, который полностью умертвил себя для мира сего, а мир сей для себя, не только достигает предела Божьего мира внутри себя, но становится воистину миротворцем и небесным человеком.

10 - Отче наш

От этого он по-настоящему ощущает Бога Отца Своим Отцом, а себя – Его сыном. Вот почему он по сути именуется сыном Божьим и может нелицемерно взывать «Отче наш»!

Надеюсь, что теперь вы значительно измените свое отношение к молитве «Отче наш» и будете с большим сознанием пользой молиться ею.

Конец и Богу нашему слава честь и поклонение, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков.

Текст молитвы «Отче наш» следует знать и читать каждому православному верующему. Согласно Евангелию, Господь Иисус Христос дал её своим ученикам в ответ на просьбу научить их молитве.

Молитва Отче наш

О́т­че наш, И́же еси́ на Не­бе­се́х! Да свя­ти́тся и́мя Твое́, да прии́дет Ца́р­ст­вие Твое́, да бу́дет во́ля Твоя́, я́ко на Не­бе­си́, и на земли́. Хлеб наш насу́щный даждь нам днесь; и оста́ви нам до́лги на́ша, я́коже и мы оставля́ем должнико́м на́шим; и не введи́ нас во искуше́ние, но изба́ви нас от лука́ваго. Яко Твое есть Царство, и сила, и слава во веки. Аминь.

Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; Хлеб наш насущный дай нам на сей день; И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь. (Мф., )

После прочтения молитвы её следует завершить крестным знамение и поклоном. Отче наш произносится верующими, например, дома перед иконой, или в храме во время службы.

Толкование молитвы Отче наш святителя Иоанна Златоуста

Отче наш, Иже еси на Небесех! Смотри, каким образом Он тотчас ободрил слушателя и в самом начале вспомнил о всех благодеяниях Божиих! В самом деле, тот, кто называет Бога Отцом, одним этим наименованием исповедует уже и прощение грехов, и освобождение от наказания, и оправдание, и освящение, и искупление, и сыноположение, и наследие, и братство со Единородным, и дарование духа, так как не получивший всех этих благ не может назвать Бога Отцом. Итак, Христос двояким образом воодушевляет Своих слушателей: и достоинством называемого, и величием благодеяний, которые они получили.

Когда же говорит на Небесех, то этим словом не заключает Бога на небе, но отвлекает молящегося от земли и поставляет его в превыспренних странах и в горних жилищах.

Далее, этими словами Он научает нас и молиться за всех братьев. Он не говорит: «Отче мой, Иже еси на Небесех», но - Отче наш, и тем самым повелевает возносить молитвы за весь род человеческий и никогда не иметь в виду собственных выгод, но всегда стараться о выгодах ближнего. А таким образом и вражду уничтожает, и гордость низлагает, и зависть истребляет, и вводит любовь - мать всего доброго; уничтожает неравенство дел человеческих и показывает полное равночестие между царем и бедным, так как в делах высочайших и необходимейших мы все имеем равное участие.

Конечно, и наименование Бога Отцом заключает в себе достаточное учение о всякой добродетели: кто Бога назвал Отцом, и Отцом общим, тот необходимо должен так жить, чтобы не оказаться недостойным этого благородства и показывать ревность, равную дару. Однако Спаситель этим наименованием не удовлетворился, но присовокупил и другие изречения.

Да святится имя Твое, говорит Он. Да святится значит да прославится. Бог имеет собственную славу, исполненную всякого величия и никогда не изменяемую. Но Спаситель повелевает молящемуся просить, чтобы Бог славился и нашею жизнью. Об этом Он и прежде сказал: Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного (Мф. 5:16). Сподоби нас, - как бы так учит нас молиться Спаситель, - так чисто жить, чтобы чрез нас все Тебя славили. Пред всеми являть жизнь неукоризненную, чтобы каждый из видящих ее возносил хвалу Владыке - это есть признак совершенной мудрости.

Да приидет Царствие Твое. И эти слова приличны доброму сыну, который не привязывается к видимому и не почитает настоящих благ чем-либо великим, но стремится к Отцу и желает будущих благ. Такая молитва происходит от доброй совести и души, свободной от всего земного.

Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Видишь ли прекрасную связь? Он прежде повелел желать будущего и стремиться к своему отечеству, но доколе этого не будет, живущие здесь должны стараться вести такую жизнь, какая свойственна небожителям.

Итак, смысл слов Спасителя таков: как на небе совершается все беспрепятственно и не бывает того, чтобы Ангелы в одном повиновались, а в другом не повиновались, но во всем повинуются и покоряются – так и нас, людей, сподоби не в половину творить волю Твою, но все исполнять, как Тебе угодно.

Хлеб наш насущный даждь нам днесь. Что такое хлеб насущный? Повседневный. Так как Христос сказал: да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли, а беседовал Он с людьми, облеченными плотью, которые подлежат необходимым законам природы и не могут иметь ангельского бесстрастия то, хотя и повелевает нам так исполнять заповеди, как и Ангелы исполняют их, однако снисходит к немощи природы и как бы так говорит: «Я требую от вас равноангельной строгости жизни, впрочем не требуя бесстрастия, поскольку того не допускает природа ваша, которая имеет необходимую нужду в пище».

Смотри, однако, как и в телесном много духовного! Спаситель повелел молиться не о богатстве, не об удовольствиях, не о многоценных одеждах, не о другом чем-либо подобном – но только о хлебе, и притом о хлебе повседневном, так чтобы нам не заботиться о завтрашнем, почему и присовокупил: хлеб насущный, то есть повседневный. Даже и этим словом не удовлетворился, но присовокупил вслед затем и другое: даждь нам днесь, чтобы нам не сокрушать себя заботой о наступающем дне. В самом деле, если ты не знаешь, увидишь ли завтрашний день, то для чего беспокоишь себя заботой о нем?

Далее, так как случается грешить и после купели возрождения (то есть Таинства Крещения. - Сост.), то Спаситель, желая и в этом случае показать Свое великое человеколюбие, повелевает нам приступать к человеколюбивому Богу с молением об оставлении грехов наших и так говорить: И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должникам нашим.

Видишь ли бездну милосердия Божия? После отъятия стольких зол и после неизреченно великого дара оправдания Он опять согрешающих удостоивает прощения.

Напоминанием о грехах Он внушает нам смирение; повелением отпускать другим уничтожает в нас злопамятство, а обещанием за это и нам прощения утверждает в нас благие надежды и научает нас размышлять о неизреченном человеколюбии Божием.

И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Здесь Спаситель явно показывает наше ничтожество и низлагает гордость, научая нас не отказываться от подвигов и произвольно не спешить к ним; таким образом и для нас победа будет блистательнее, и для диавола поражение чувствительнее. Как скоро мы вовлечены в борьбу, то должны стоять мужественно; а если нет вызова к ней, то должны спокойно ожидать времени подвигов, чтобы показать себя и нетщеславными, и мужественными. Лукавым же здесь называет Христос диавола, повелевая нам вести против него непримиримую брань и показывая, что он таков не по природе. Зло зависит не от природы, но от свободы. А что преимущественно диавол называется лукавым, то это по чрезвычайному множеству зла, в нем находящегося, и потому, что он, не будучи ничем обижен от нас, ведет против нас непримиримую брань. Поэтому Спаситель и не сказал: «избави нас от лукавых», но - от лукаваго,- и тем самым научает нас никогда не гневаться на ближних за те оскорбления, какие мы иногда терпим от них, но всю вражду свою обращать против диавола как виновника всех зол. Напоминанием о враге сделав нас более осторожными и пресекши всякую беспечность нашу, Он воодушевляет нас далее, представляя нам того Царя, под властью Которого мы воинствуем, и показывая что Он могущественнее всех: Яко Твое есть Царство, и сила, и слава во веки. Аминь, – говорит Спаситель. Итак, если Его Царство, то не должно никого бояться, так как никто Ему не сопротивляется и никто не разделяет с Ним власти.

Толкование молитвы Отче наш дано в сокращениях. «Толкование на святого Матфея евангелиста Творения» Т. 7. Кн. 1. СП6., 1901. Репринт: М., 1993. С. 221-226

Мы знаем много молитв, составленных святыми отцами. Есть и молитвы, повторяющие ангельские славословия. И есть одна молитва, словами которой заповедал нам обращаться к Богу Сам Христос. Это молитва «Отче наш». Большинство из нас знает ее текст наизусть, но эти слова нужно не только знать, их нужно понимать. Потому что духовная наука - это не таблица умножения, которую можно выучить и потом автоматически пользоваться. Она требует постоянного усилия, возвращения к тому, что мы уже знаем, чтобы оно оживлялось в нашем сознании и в нашем сердце. Что стоит за словами молитвы Господней, рассказывает епископ Смоленский и Вяземский ПАНТЕЛЕИМОН.

Горний Иерусалим. Фрагмент иконы Страшный суд 1580-1590, Сольвычегодск

    Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.

Тайная молитва

Кроме текста молитвы «Отче наш», Господь в Нагорной проповеди оставил нам учение о том, как нужно молиться: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне...» (Мф. 6: 6).

Домашняя молитва должна совершаться в одиночестве. Нужно уметь оставаться наедине с Богом. Некоторые супруги, начиная совместную жизнь, читают вечерние и утренние молитвы вместе. И получается, что они лишают себя тайной молитвы, той, о которой говорится в Евангелии. Наверное, можно иногда почитать правило вместе. В некоторых монастырях бывает общее правило, но его всегда должна дополнять келейная молитва. И если человек не находит в своей жизни времени, чтобы помолиться Богу втайне, значит он не исполняет заповедь, данную нам Христом.

Домашняя, келейная молитва может быть разной. Это может быть чтение обычного правила, может быть чтение канонов, акафистов, может быть чтение Иисусовой молитвы. Когда мы собираемся вместе, чтобы помолиться в храме, мы молимся все вместе одними и теми же словами. Но, когда мы остаемся одни, мы можем выбрать ту молитву, которая больше помогает нам сосредоточиться и помнить о Боге. Мои слова не означают, что у нас вообще не должно быть молитвенного правила и что сегодня вечером мы можем почитать великое повечерие и сделать один поклон, а завтра можем сделать сто поклонов с Иисусовой молитвой. Нет. Нам, тем, кто не умеет молиться, какое-то правило все-таки нужно. Его необходимо выбрать вместе с духовником и придерживаться строго. Потому что совсем опустить правило могут только совершенные, святые люди. Некоторые из них вообще пребывают в безмолвии - есть такой вид молитвы, когда человек просто молчит перед Богом. Но мы нуждаемся в молитвенной азбуке. Нам нужно учиться читать по слогам - каждое утро и каждый вечер исполнять молитвенное правило, которое мы для себя определили.

Следующие слова в Нагорной проповеди тоже о том, как нужно молиться: «А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своем будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него» (Мф. 6: 7-8). Господь дает нам образец такой немногословной молитвы. Это молитва «Отче наш». Слова этой молитвы нельзя перевести на русский язык так, чтобы они сразу стали понятны - в них вложен очень глубокий смысл, который нам, земным, плотским людям не всегда бывает доступен. Именно поэтому над этой молитвой нужно размышлять, чтобы понять, как и о чем заповедал нам молиться Господь.

Наш Отец

Начиная эту молитву, мы призываем Бога, называя Его Отцом. На литургии, перед тем как петь «Отче наш», священник возглашает: «...и сподоби нас, Владыко, со дерзновением, неосужденно, сметь называть Тебя Небесного Бога Отцом» (так переводится с церковнославянского языка это прошение). Этими словами мы просим у Бога благословение на то, чтобы называть Его Отцом.

Смиренно с покаянным чувством мы должны произносить эти первые слова Господней молитвы. Ведь когда мы подходим к Чаше, мы не называем себя «сын Божий Павел» или «дочь Божия Антонина», мы говорим «раб Божий Павел» и «раба Божия Антонина», а в молитве «Отче наш» - называем Бога Отцом.

Если вникнуть в эти слова, то понимаешь, что Бог не просто некое далекое и недоступное Существо, Которое не может понять наши беды и Которого мы все время просим о чем-то, как будто Он забыл о нас. Ведь так мы иногда думаем. Но в Священном Писании есть такие слова, где Господь говорит, что если и мать забудет свое грудное дитя, то Он нас не забудет. То есть Он любит нас больше, чем мать любит свое грудное дитя.

В словах «Отец наш Небесный» говорится о подлинном отцовстве. В них говорится об удивительной любви Божией к нам. Когда вспоминаешь об этой любви, становится легче жить, становится легче молиться. И еще, конечно, важно, что с самого начала этой молитвы Господь призывает нас молиться не только о себе, называя Бога «своим» Отцом, а призывает обращаться к Нему Отец «наш» - общий наш Отец. И мой Отец, и Отец китайца в Китае, и африканца в Африке, и бомжа, который ходит по улицам Москвы. Отец наш. Он Отец и тех, кто меня не любит, и тех, кого я считаю своими врагами, и Отец тех, кого я совсем не знаю.

Но, хотя мы и обращаемся к Богу, как к Отцу, это не должно быть дерзостью, фамильярностью. Мы должны сохранять благоговейное отношение к Богу. Святые отцы говорят, что, когда человек молится Богу, он должен себя представлять некой «малой пиявицей», то есть каким-то маленьким насекомым. Наименование Бога Отцом не подразумевает, что мы можем похлопать Его по плечу. Нет, конечно. Должно сохраняться благоговение, страх Божий. Помня о том, что Он Отец наш, мы должны считать себя недостойными этой любви Божией. И если прийти в некое трезвое состояние ума, мы поймем и почувствуем, что так оно и есть.

Три общих прошения

Очень важна последовательность наших просьб, обращенных к Богу. Первое, о чем мы просим Бога - чтобы святилось Его Имя. Это удивительные слова. Имя Божие, как говорили некоторые богословы в XX веке, это Сам Бог. Были такие люди, которых называли «имябожниками», и были другие, которые с ними не соглашались. Между теми и другими шла такая борьба, что дело доходило до рукопашных боев. На Афон был послан русский военный корабль, чтобы усмирить возмущение, которое там поднялось. Наверное, «имябожники» были не во всем правы, но их противники были не правы в еще большей степени. Имя Божие значит очень много. Это присутствие Бога в мире. Слова, которыми мы Бога называем: Вседержитель, Саваоф, Любовь, - это не просто слова. Имя Бога - это то, через что Бог являет себя нам. К этому нужно очень благоговейно относиться и просить, чтобы присутствие Бога через Его Имя являлось и освящало наш мир. Мир, который устремился за Адамом, совершившим грех. Мы просим о том, чтобы этот мир не отворачивался, не уходил от Бога.

Потом мы молимся о том, чтобы пришло Царство Божие. Однажды я спросил студенток нашего училища, хотят ли они прямо сейчас оказаться в Царствии Божием? Они ответили мне: «Нет, владыка, мы еще пожить хотим!» Но тем не менее мы просим в молитве «Отче наш», чтобы пришло Царство Божие. Царство Божие - это ведь не обязательно смерть. Во время совершения литургии приходит Царство Божие. Или когда мы встречаемся со святыми людьми - тоже приходит к нам Царство Божие. Оно является в нашей душе, когда мы читаем духовные книги. Оно может внезапно озарить нашу душу, наше сердце смыслом. Так тоже бывает. И вне этого Царства нет жизни. Вне его - мрак. Вне Царства Божьего умирающий мир, который идет к концу, к вечному страданию. Поэтому мы просим, чтобы Царство Божие пришло. Не надо вкладывать в эти слова такой смысл, будто мы хотим завтра умереть и оказаться в Царствии Божием. Нет. Это у нас не получится, туда нельзя войти не готовым. Но это Царство должно прийти и принести мир и покой в нашу мятущуюся душу, ведь там, где мир, там и Царство Божие. Оно должно прийти к нам радостью, благодатью. Об этом мы просим.

Следующее наше прошение - чтобы Воля Божия совершалась на земле так же, как и на небе. Мы дерзаем произносить эти слова и говорим их без горечи. Хотя обычно нам трудно смиряться с чужой волей. Детям, когда они спорят, трудно согласиться с волей другого. Даже жена с мужем, которые любят друг друга, иной раз спорят из-за какой-то ерунды. Сказать «ладно, пусть будет, как ты хочешь» - очень трудно. Из-за этого на земле начинаются войны, распадаются семьи, рушится дружба - все из-за того, что каждый хочет настоять на своем. Иногда это принцип, иногда выгода, иногда пристрастие. Очень трудно смириться с чужой волей. Но сказать Богу «да будет воля Твоя» очень легко. Потому что Его воля - это благая воля. Это воля, которая хочет не поработить нас, не лишить нас свободы, а, наоборот, дать нам свободу. Потому что только в Боге, в Его воле, мы обретаем свободу. Эта воля благая и совершенная. И конечно, нужно искать эту волю. Если мы не стараемся узнать волю Божию, тогда мы зря говорим эти слова, они оказываются для нас пустыми и фальшивыми.

Три личных прошения

Только после того, как мы просили о том, чтобы святилось Имя Божие, после того, как мы просили о пришествии Царствия Божьего и о том, чтобы была Воля Божия, - только после этого мы просим о наших житейских нуждах. Господь хотя и говорит о том, что знает нашу нужду, но все-таки, как мы видим, заповедует нам просить о насущном хлебе на каждый день. Есть разные толкования этих слов. «Хлеб насущный» может означать все потребное для жизни - крышу над головой, одежду, воду, все необходимое, чтобы прожить сегодняшний день. Причем обратите внимание - именно сегодняшний день, а не до старости безбедно и спокойно. Мы просим не сверхнеобходимое, а необходимое. Эти слова должны нас устыдить и напомнить о том, что здесь на земле нельзя жить роскошно. Чем роскошнее ты живешь на земле, тем больше вероятность того, что ты будешь лишен небесной радости, как произошло с богатым человеком в притче о богаче и Лазаре. Помните? Он был ввержен в геенну огненную. На земле он жил роскошно, он имел не только необходимое, но и многое сверх этого. Эти слова молитвы должны напоминать нам, как нужно жить. Они должны не только помочь нам научиться просить чего-то у Бога, но и подсказать, как строить свою жизнь. Есть еще такое толкование, что «хлеб насущный» - это Причастие Святых Христовых Тайн. То есть мы просим Бога, чтобы нам был дан этот дар, без которого мы не можем жить. Господь отвечал дьяволу словами из Священного Писания - не хлебом единым будет жив человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих. То есть хлебом для нас являются и слова Священного Писания, которые питают наше сердце.

Следующее прошение тоже очень важно - мы просим у Бога простить нам грехи, так же, как и мы прощаем нашим должникам. Я часто сталкиваюсь на исповеди с людьми, которые не могут кого-то простить. В житиях я встречал рассказ о том, как один святитель остановил службу и не разрешил человеку петь эти слова из «Отче наш», потому что тот не прощал своему должнику. А другому человеку, который тоже не хотел прощать своего ближнего, святой сказал, чтобы он не читал эти слова в «Отче наш» - пропускал бы их, если не может простить. Ведь как он может надеяться на прощение своих грехов, если не прощает другому? Нас эти слова должны устыдить, мы должны бояться не простить людям то, что они нам должны. Бояться не простить тем, кто взял в долг и не отдает, бояться не простить своим детям, которые, как нам кажется, нам должны - ведь мы их воспитывали, а они не заботятся теперь о нас. Но мы обязательно должны простить им это, если хотим получить прощение от Бога. А у нас у всех долг перед Богом неоплатный. Оплатить его никто из нас не может. Вы же помните причту о должнике, который был должен сто тысяч талантов. Когда ему был прощен его большой долг, он стал требовать со своего должника сто динариев - мизерную сумму - и не хотел ему простить. Тогда с него был взыскан весь тот огромный долг, который раньше был ему прощен. Так и наши огромные долги перед Богом, наши грехи, которые Бог нам простил, могут быть снова взысканы с нас, если мы не будем прощать все маленькие и кажущиеся большими долги других людей.

В конце мы просим у Бога, чтобы Он не ввел нас во искушение. Здесь имеются в виду испытания, которые выше наших сил. Конечно, Бог нас никогда и не вводит в испытания, которые выше наших сил. В эти испытания нас вводит наша гордость. Когда мы так говорим, мы не просим Бога не делать того, что Он не сделает ни в коем случае, но мы напоминаем себе, что по нашей гордости можем взять на себя больше, чем способны понести, и тогда, потеряв смирение, рискуем войти в какое-то тяжелое и страшное искушение. Иногда Бог допускает искушение из педагогических целей, желая нас чему-то научить. Мы просим здесь, чтобы те скорби, которые должны быть в нашей жизни (а без скорбей нельзя приобрести страх Божий, нельзя научиться смирению), чтобы они все-таки были посильны нам и чтобы Господь избавил нас от власти дьявола, избавил нас от его сетей, которые, как вы знаете, разбросаны по лицу земли. Когда преподобный Антоний увидел эти сети, он сказал Богу: «Кто же может спастись?!» И был ему ответ, что к смиренному человеку эти сети даже не прикасаются. Так что в этих словах для нас есть напоминание о том, что избавиться от лукавого, от его сетей можно только смирением. А смирение заключается в том, чтобы всегда молиться Богу, чтобы всегда просить Его помощи. В Евангелии молитва «Отче наш» заканчивается славословием: «Ибо Твое есть Царство, и сила, и слава во веки. Аминь». В современной практике этими словами молитву заканчивает священник, если мы читаем ее в храме.

К сожалению, в наше время очень часто люди молятся формально, механически. Но мы должны не просто повторять слова молитвы «Отче наш», как это делают дети, а вдумываться каждый раз в их смысл. Не стоит успокаиваться, прочитав эту статью. Обязательно нужно читать толкования святых, спрашивать других людей, как они молятся этой молитвой. Какие смыслы они вкладывают в эти слова, о чем они просят. Потому что молитва - это не произнесение вслух или про себя древних магических формул, тайных волшебных звукосочетаний. Молитва - это обращение ума и сердца к Богу с помощью слов, имеющих глубочайший смысл, который должен быть осознан и прочувствован молящимся. «Отче наш» - это не только одно из важнейших молитвословий, употребляемых Церковью. Это данный самим Богом совершенный образец правильного молитвенного устроения души, это выраженная в емких словах заповеданная Христом система жизненных приоритетов.

Записала Екатерина СТЕПАНОВА

Молитва Отче наш - это не просто главные слова для любого христианина. В этих строках содержится тайный смысл, понимание самого Бога и всего, что нас с вами окружает. С текстом этой молитвы связано много интересных фактов и даже тайн, которые дано постичь только истинному верующему.

История молитвы

«Отче наш» - это единственная молитва, которую даровал нам сам Господь. Считается, что она была дана человечеству Христом, а не была придумана ни святыми, ни обычными людьми, и именно в этом состоит ее великая сила. Текст самой молитвы звучит так:

Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое;
да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день;
и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

Эти слова отображают все человеческие нужды, чаяния и стремления к спасению души. Смысл и тайна этой молитвы состоит в том, что она является универсальным божьим словом, которое можно использовать как для благословения своего пути, так и для защиты от нечисти, от болезни и от любой беды.

Истории спасения

Многие христианские деятели говорят, что чтение «Отче наш» в самые страшные моменты жизни способно помочь избежать ужасной участи. Главная тайна этой молитвы состоит в ее силе. Бог спасал многих людей, находящихся в опасности, читающих «Отче наш». Безвыходные ситуации, которые ставят нас перед лицом смерти - это наилучший момент для произнесения могущественных строчек.

Один из ветеранов Великой Отечественной Войны, некий Александр, писал письмо своей жене, которое ей не дошло.

Видимо, оно было потеряно, поскольку нашлось в одном из мест дислокации войск. В нем мужчина говорил, что был окружен в 1944 году немцами и ждал своей гибели от рук противника. «Я с раненой ногой лежал в доме, услышал стук шагов и немецкий говор. Я понял, что сейчас умру.

Наши были близко, но рассчитывать на них было просто смешно. Я не мог пошевелиться - не только потому что был ранен, но и потому что оказался в тупике. Ничего не оставалось, кроме как молиться. Я готовился к смерти от руки противника. Они увидели меня - я испугался, но не перестал читать молитву.

У немца не оказалось патронов - он начал о чем-то быстро говорить со своими, но что-то пошло не так. Они резко кинулись бежать, бросив мне под ноги гранату - так, чтобы я не смог до нее дотянуться. Когда я прочитал последнюю строчку молитвы, то понял, что граната не разорвалась».

Таких историй мир знает немало. Молитва спасала людей, которые встречали в лесу волков - они разворачивались и уходили прочь. Молитва ставила на праведный путь воров и разбойников, которые возвращали украденные вещи, прилагая записки о раскаянии и о том, что их надоумил на это Бог. Этот священный текст спасет от холода, огня, ветра и от любой напасти, которая может угрожать жизни.

Но главная тайна этой молитвы познается не только в горе. Читайте «Отче наш» каждый день - и это наполнит вашу жизнь светом и добром. Благодарите Бога этой молитвой о том, что вы живы, и вы всегда будете здоровы и счастливы.

Христос оставил людям только одну молитву, которая поэтому называется обычно «молитвой Господней». Когда ученики сказали Ему: «Научи нас молиться» (Лк. 11:1), Он в ответ дал им следующую молитву: «Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли; хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Яко Твое есть Царство и сила и слава во веки веков. Аминь» (Мф. 6:9—13).

Эта молитва Господня безостановочно повторяется вот уже две тысячи лет. Нет часа, буквально нет минуты, чтобы в какой-нибудь точке земного шара люди не произносили ее, не повторяли те самые слова, которые когда-то произнес Сам Христос. И нет поэтому лучшего пути к уразумению самой сущности христианской веры и христианской жизни, как эта такая короткая и на первый взгляд такая простая молитва. Но, по-видимому, не такая уж простая на глубине, если не раз просили меня объяснить ее.

Я начну это объяснение с того, что скажу прежде всего о неисчерпаемости ее смысла, о невозможности дать ей одно, окончательное и исчерпывающее объяснение. Как и Евангелие, молитва «Отче наш» всегда обращена к каждому из нас по-новому, и обращена так, что кажется только для каждого из нас — для меня, для моих нужд и моих вопросов и для моих исканий — составленной. И одновременно она вечна и неизменна в своей сущности и всегда зовет нас к главному, последнему, высшему.

Чтобы услышать молитву Господню и войти в нее, нужно прежде всего преодолеть в себе ту внутреннюю рассеянность, ту раздробленность внимания, ту духовную расхлябанность, которой мы почти всегда живем. Пожалуй, самое страшное в нас, что мы всегда прячемся от всего слишком высокого и духовно значительного. Мы как бы подсознательно выбираем быть мелкими и поверхностными: так легче жить. (Помните, у Толстого, в «Анне Карениной», образ Свияжского, который как будто все понимал и мог рассуждать обо всем, но как только разговор доходил до главного, до последних вопросов о смысле жизни, что-то в нем закрывалось, и за эту защитную черту он никого уже не пускал. Это подмечено Толстым с гениальной верностью.)

Действительно, так много внутренних усилий в нас направлено именно на то, чтобы заглушить внутренний голос, зовущий к встрече лицом к лицу с главным.

Так вот, необходимо хотя бы самое минимальное усилие, чтобы войти в тот лад, в тот строй, в то устроение души и духа, в которых эта молитва всех молитв не только начинает как бы звучать, для нас звучать, но и открывается во всем глубочайшем значении и становится насущной потребностью, пищей и питием для души.

Так вот, соберемся, как хорошо говорят, с духом и начнем. Начнем с обращения, с этого короткого, одновременно и призыва, и утверждения: «Отче наш».

Первое, что открывает Христос тем, кто просит научить Его молиться, первое, что оставляет Он им как некий бесценный дар, и утешение, и радость, и вдохновение, — это возможность Бога назвать Отцом, узнать Его как Отца.

Чего только не думал человек о Боге, каких только теорий не создавал! Он называл Его — Абсолют, Первопричина, Господь, Вседержитель, Творец, Мздовоздаятель, Бог и т.д., и т.д. И в каждой из этих теорий, в каждом из этих определений есть, конечно, и доля истины, и подлинный опыт, и глубина созерцания. Но вот одно слово «Отец» и прибавленное к нему — «наш» включает в себя все это и одновременно раскрывает это как близость, как любовь, как единственную, неповторимую и радостную связь.

«Отче наш» — тут и знание о любви, и ответ на любовь, здесь уже опыт близости и радость этого опыта, здесь вера делается доверием, зависимость претворяется в свободу, близость, раскрывается как радость. Это уже не домыслы о Боге, это уже знание Бога, это уже общение с Ним в любви, в единстве и доверии. Это уже начало знания вечности. Ибо сам Христос сказал: «Сия же есть жизнь вечная да знают Тебя» (Ин. 17:3).

Это обращение, следовательно, не только начало, но и основа всей молитвы, то, что делает все другие прошения ее возможными и наполняет их смыслом. Христианство есть в самом глубоком и первичном смысле этого слова религия отцовства, и это значит, что оно основано не на домыслах разума и не на доказательствах философии, а на опыте любви, которую мы ощущаем изливающейся на нашу жизнь, и на опыте любви личной.

Все это сказано, все это заключено, все это живет в начальном обращении молитвы Господней: «Отче наш». И сказав это, мы прибавляем: «иже еси на небесех» — «который на небе». И этим самым вся молитва (а в молитве и вся наша жизнь) обращена ввысь, поднята к небу, ибо небо, конечно, — то вертикальное измерение жизни, та обращенность человека к горнему и духовному, которую так страстно ненавидят, над которой так плоско издеваются все сторонники сведения человека к одному животному и материальному.

Это не физическое или астрономическое небо, как стараются всегда доказать казенные пропагандисты безбожия, — это небо как высший полюс человеческой жизни: «Отец, сущий на небе». Это вера человека в распростертую над миром и весь мир пронизывающую Божественную Любовь. И это вера в мир как отражение, отсвет, отблеск этой любви, это вера в небо как конечное призвание славы и достоинства человека, как его вечный дом.

Радостным утверждением всего этого, радостным призывом ко всему этому начинается молитва, которую Сам Христос оставил нам как выражение Богосыновства. «Отче наш, иже еси на небесех».

2

За радостным, торжественным и любовным обращением: «Отче наш, иже еси на небесех», следует первое прошение, и оно звучит так: «Да святится имя Твое». О чем же молимся мы, чего просим, чего хотим, произнося эти слова? Что значит святить Имя Божие?

Я убежден, увы, что большинство верующих, говоря это, попросту не задумываются об этих словах. Что же касается неверующих, то они, наверное, только лишний раз пожимают плечами на это непонятное и таинственное словосочетание: «Да святится имя Твое».

Святым, священным издревле называл человек то, что он признавал стоящим над собой как высшую ценность, требующую почитания, признания, восхищения, благодарности, но вместе с тем и притягивающим к себе, вызывающим стремление к обладанию и близости. Мы говорим о священном чувстве Родины, о священной любви к родителям, о священном трепете перед красотой, совершенством, прекрасным. Священное — это, следовательно, высокое, чистое, требующее напряжения всего самого лучшего, лучших чувств, лучших стремлений, лучших надежд в человеке. И особенность того, что мы называем священным, в том как раз и заключается, что оно требует от нас внутреннего признания самоочевидным свободным требованием; не только просто признания, но и действий, но и жизни, согласной с этим признанием. Признание того, что дважды два — четыре, или того, что вода закипает при такой-то температуре, не делает нас ни лучше ни хуже; в таком признании сходятся праведник и негодяй, глупый и умный, исключительный человек и посредственность. Но вот если открылось нам священное в виде будь то красоты, будь то нравственного совершенства, будь то глубинной интуиции в сущность мира и жизни — открытие это немедленно чего-то требует от нас, что-то совершает в нас, куда-то нас зовет, обязывает, влечет.

Об этом так прекрасно и вместе так просто писал Пушкин в своем знаменитом стихотворении «Я помню чудное мгновенье...». Поэт забыл «виденье», порыв «бурь мятежных» «рассеял прежние мечты», но вот, пишет Пушкин, «душе настало пробужденье, и вот опять явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. И сердце бьется в упоенье, и для него воскресли вновь и Божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь». Здесь описывается опыт священного как красоты. Этот опыт меняет всю жизнь, наполняет ее, как говорит Пушкин, и смыслом, и вдохновением, и радостью, и Божеством.

Религиозный опыт есть опыт священного в его самом чистом виде. Каждый, кому так или иначе дан этот опыт, знает, что он пронизывает всю жизнь, требует изменения и внутреннего преображения. Но он знает также и то, что стремление это наталкивается на инертность, слабость, мелочность нашего существа, и прежде всего на тот почти инстинктивный испуг человека перед священным, то есть возвышенным, чистым и Божественным, испуг, о котором я говорил в прошлой моей беседе. Сердце и душа как будто ранены этим священным, в них зажигается вдохновение — это стремление сделать всю жизнь сообразной с ним. Но вот, как говорит апостол Павел, находим мы в себе закон, противоборствующий этому стремлению (Рим. 7:23).

«Да святится имя Твое» — это вопль человека, увидевшего и познавшего Бога и знающего, что только тут, в этом видении, в этом знании — и подлинная жизнь, и подлинное вдохновение, и подлинное счастье.

«Да святится имя Твое» — пусть все в мире, прежде] всего моя жизнь, мои дела, мои слова будут отражением этого священного и небесного имени, которое открылось и даровано нам. Пусть станет снова жизнь восхождением к свету, трепетом, хвалой, силой добра. Пусть наполнено будет все Божественным смыслом и Божественной любовью.

«Да святится имя Твое» — это также и вопль о помощи в этом трудном подвиге восхождения и преображения, ибо со всех сторон обнимают нас и в нас самих одолевают тьма, злоба, мелочность, поверхностность, суета. За каждым взлетом следует падение, за каждым усилием — такой припадок слабости и уныния, как горестно сказал когда-то Тютчев: «Жизнь, как подстреленная птица, подняться хочет — и не может...».

Опыт священного — это таинственное «прикосновение мирам иным», это «мимолетное виденье чистой красоты» — не легче, а труднее делает жизнь, и подчас завидовать начинаешь людям, просто и бодро живущим, погруженным и в суету, и в мелочи жизни, без всякой внутренней борьбы. Однако только в этой борьбе исполняет человек по-настоящему свое высокое призвание, только тут, в этом усилии, в этих подъемах и падениях может почувствовать себя человеком.

И вот обо всем этом — первое прошение молитвы Господней. Такое короткое, такое одновременно и радостное, и трудное: «Да святится имя Твое».

Все лучшее во мне не только произносит эти слова, но и подлинно живет ими, все во мне хочет новой жизни, жизни, которая светилась бы и горела, как священное пламя, сжигая всю нечистоту, все недостойное данного мне видения, тянущее меня вниз. Боже мой, как трудно это прошение, какое бремя возложил на нас Христос, оставив его нам, открыв нам, что в нем единственно достойная и потому наипервейшая молитва наша к Богу! Как редко мы произносим эти слова, сознавая все это, и все-таки хорошо, что повторяем их снова и снова.

Ибо только пока звучит в мире это «Да святится имя Твое», пока не забыты эти слова, не может окончательно расчеловечиться человек, до конца изменить тому, к чему призван и для чего создал его Бог...

«Да святится имя Твое».

3

Второе прошение молитвы Господней звучит так: «Да приидет Царствие Твое». Как и по поводу первого прошения: «Да святится имя Твое», уместно задать вопрос: что вкладывает в эти слова человек, христианин, верующий, произносящий эту молитву, на что, к чему направлены в эту минуту его сознание, его надежда, его желание? Я боюсь, что на вопрос этот ответить так же трудно, как и на предыдущий — о первом прошении.

Когда-то, на самой заре христианства, смысл этого прошения был прост, вернее, оно воплощало, выражало в себе, можно сказать, главное в вере и надежде христиан. Ибо достаточно один раз прочитать Евангелие, чтобы убедиться в том, что понятие Царства Божия стоит в самой сердцевине проповеди и учения Христа. Пришел Иисус, проповедуя Евангелие Царствия, и сказал: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4:17). О Царстве Божием почти все притчи Христа. Он сравнивает его с сокровищем, ради приобретения которого человек продает все, что у него есть; с зерном, из которого вырастает тенистое дерево; с закваской, которая поднимает все тесто.

Всегда и всюду это — одновременно таинственное и притягивающее обещание, возвещение, приглашение в Царство Божие. «Ищите же прежде Царства Божия» (Мф. 6:33), да будете «сынами Царствия» (Мф. 13:38). И потому, может быть, самое удивительное в длинной истории христианства, что это сердцевинное, центральное понятие, это сердцевинное содержание евангельской проповеди нам сегодня приходится как бы заново разгадывать, словно мы забыли или потеряли его где-то по дороге. Но как же молиться нам о Царстве Божимем, как говорить и Богу и себе: «Да приидет Царствие Твое», если мы сами не знаем хорошенько, что значат эти слова?

И трудность здесь состоит прежде всего в том, что в самом Евангелии это понятие Царства как бы двоится. С одной стороны, оно как будто отнесено к будущему, к концу, к запредельному; оно как будто соответствует тому, что всегда говорят о христианстве его враги — пропагандисты безбожия, а именно — что христианство центр тяжести полагает в каком-то другом, неведомом нам загробном мире и поэтому равнодушным оказывается к злу и несправедливости этого мира, христианство-де есть религия одного потустороннего. А если так, то молитва «Да приидет Царствие Твое» есть молитва о конце мира, о его исчезновении, молитва о наступлении как раз вот этого потустороннего, загробного царства.

Но почему же тогда Христос говорит и о том, что Царство приблизилось, на вопросы своих учеников отвечает, что оно посреди них и внутри них? Не указывает ли это на то, что понятие Царства не может быть просто отождествлено с потусторонним миром, имеющим наступить в будущем, после катастрофического конца и обрыва этого нашего земного мира?

Тут-то и подходим мы к самому главному. Ибо все дело в том, что если разучились мы понимать Евангелие Царства и не знаем толком, о чем молимся, произнося слова молитвы Господней: «Да приидет Царствие Твое», то это потому, конечно, что забываем и почему-то не слышим их во всей полноте. Мы всегда начинаем с себя, с вопросов о себе, даже так называемый «верующий» человек очень часто кажется заинтересованным в религии только постольку, поскольку она отвечает на его вопросы о себе — бессмертна ли моя душа, неужели со смертью все кончается или, быть может, есть что-нибудь там, за страшным и таинственным прыжком в неизвестность?

Но Евангелие говорит не об этом. Оно называет Царством встречу человека с Богом, Который есть подлинная и Жизнь всякой жизни, Который есть Свет, Любовь, Разум, Мудрость, Вечность. Оно говорит, что Царство приходит и начинается тогда, когда человек встречает Бога, узнает Его и с любовью и радостью отдает себя Ему. Оно говорит, что Царство Божие приходит тогда, когда моя жизнь до краев наполняется этим светом, этим знанием, этой любовью. И оно говорит, наконец, что для человека, пережившего эту встречу и наполнившего свою жизнь этой Божественной жизнью, все, включая саму смерть, открывается в новом свете, ибо то, что он встречает, и то, чем наполняет свою жизнь здесь, сейчас, сегодня, и есть сама вечность, ибо есть Сам Бог.

О чем же мы молимся, когда произносим эти действительно единственные во всем мире слова: «Да приидет Царствие Твое»? О том, прежде всего, конечно, чтобы произошла эта встреча, сейчас, здесь и сегодня, чтобы в этих обстоятельствах, в этой моей будничной и трудной жизни прозвучало это: «Приблизилось к вам Царство Божие», и чтобы засияла моя жизнь силой и светом Царствия, силой и светом веры, любви и надежды. О том, далее, чтобы и другие, и все, и весь мир, так очевидно лежащие и пребывающие во зле, в тоске, в страхе и суете, увидели бы и восприняли этот свет, воссиявший в мире две тысячи лет назад, когда на далекой окраине Римской империи прозвучал тот одинокий, но доселе звучащий голос: «Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное» (Мф. 3:2). О том еще, чтобы помог нам Бог не изменять этому светлому Царствию, не отпадать от него все время, не погружаться в затягивающую нас тьму, и о том, наконец, чтобы пришло оно, это Царство Божие, в силе, как говорит Христос.

Да, в христианстве есть всегда устремление к будущему, ожидание любимого, надежда на конечное торжество на земле и на небе: «Да будет Бог все во всем» (1 Кор. 15:28), «Да приидет Царствие Твое». Это даже не молитва, это ритм сердцебиения у каждого, кто хоть раз в жизни увидел, почувствовал, полюбил свет и радость Царства Божьего и кто знает, что оно есть и начало, и содержание, и конец всего, что живет.

4

«Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли» (Мф. 6:10) — пусть будет Твоя воля на земле, как и на небе. Таково третье прошение молитвы Господней.

Прошение это из всех кажется самым простым, самым понятным. Действительно, если верит человек в Бога, казалось бы, он, очевидно, и подчиняется воле Божией, и принимает ее, и хочет, чтоб воля эта царствовала вокруг него, на земле, как предположительно царствует она и на небе. На деле же, конечно, мы имеем дело здесь с самым трудным из всех прошений.

Я сказал бы, что именно это прошение: «Да будет воля Твоя», заключает главное мерило веры, мерило, позволяющее нам отличать, в себе прежде всего, конечно, подлинную веру от неподлинной, подлинную религиозность от поддельной. Почему? Да потому что на деле даже верующий человек слишком часто, если не всегда, от Бога, о Котором он говорит, что верит в Него, хочет, и ждет, и просит исполнения своей, именно своей, а совсем не Божьей воли. И больше того, только для этого, только поэтому и верит, или говорит, что верит в Бога. И лучшее доказательство этому — Евангелие, рассказ о жизни Христа.

Не ходят ли поначалу за Христом несметные толпы народа? И не потому ли ходят, что Он исполняет как раз их волю? Исцеляет, помогает, утешает... Но как только Он начинает говорить о главном, о том, что человек должен отказаться от себя, если он хочет следовать за Ним, о том, что нужно любить врагов и полагать жизнь свою за братьев, как только учение его становится трудным, возвышенным, призывом к жертве, требованием невозможного, как только, иными словами, Христос начинает учить о том, что есть воля Божия, люди оставляют Его, бросают Его, больше того, оборачиваются к Нему злобой и ненавистью. Это улюлюкание толпы у креста, этот неистовый вопль: «Распни, распни Его!» (Лк. 23:21) — разве не потому он, что не исполнил Христос воли людей?

Они хотели только помощи и исцелений, а Он говорил о любви и прощении. Они хотели от Него освобождения от врагов и поражения врагов, а Он говорил о Царстве Божием. Они хотели, чтобы Он исполнил их обычаи и привычки, а Он нарушал их, ел и пил с мытарями, грешниками и блудницами. Разве не тут, в этом разочаровании во Христе, корень и причина измены Иуды? Иуда ждал, что Христос исполнит его волю, а Христос вольно отдал Себя на поругание и смерть.

Это все описано в Евангелии. Но и потом, на всем протяжении двухтысячелетней истории христианства, вплоть до наших дней, разве не видим мы все то же самое? Чего мы все вместе и каждый из нас в отдельности хотим и ждем от Христа? Признаемся — исполнения нашей воли. Мы хотим, чтобы Бог обеспечил нам наше счастье. Мы хотим, чтобы Он поразил наших врагов. Мы хотим, чтобы Он исполнил наши мечты и чтобы нас признал хорошими и добрыми. И когда не исполняет Бог нашей воли, мы возмущаемся и негодуем и готовы снова и снова отказываться и отрекаться от Него.

«Да будет воля Твоя», — но на деле мы разумеем: «Да будет воля наша», и поэтому это третье прошение молитвы Господней есть прежде всего некий суд над нами, над нашей верой.

Действительно ли хотим мы Божьего? Действительно ли желаем принять то трудное, возвышенное, так часто кажущееся нам невозможным, чего требует от нас Евангелие? И это прощение есть также проверка нашего желания и устремления в жизни: чего я хочу, что составляет главную, последнюю ценность моей жизни, где то сокровище, про которое сказал Христос, что где оно, там будет и сердце наше (Мф. 6:21)?

И если история религии, история христианства полна измен, то измены эти не столько в грехах и падении людей, ибо согрешивший всегда может раскаяться, падший всегда может подняться, больной всегда может выздороветь. Нет, гораздо страшнее эта постоянная подмена воли Божией нашей волей, моей волей, или, можно сказать, нашим своеволием. Из-за этой подмены и религия становится нашим эгоизмом, и тогда она заслуживает обвинения, которое направляют на нее ее враги. Тогда она становится псевдорелигией, и, пожалуй, нет на земле ничего более страшного, чем именно псевдорелигия. Ибо она, эта псевдорелигия, и убила Христа.

Его предали на смерть, и распяли, и издевались над Ним, и хотели Его уничтожения люди, искренне считавшие себя религиозными. Но одни из них видели в религии национальное превозношение, и Христос был для них опасным революционером, говорившим о любви к врагам; другие видели в религии только чудо, только силу, и для них висящий на кресте, окровавленный и нищий Человек был позором для религии; третьи, наконец, были разочарованы в Нем потому, что Он учил их не тому, что они хотели услышать. И так, повторяю, продолжается всегда, и потому это третье прошение молитвы Господней: «Да будет воля Твоя», — так бесконечно важно.

«Да будет воля Твоя». Это значит прежде всего: дай мне силы, помоги мне понять, в чем Твоя воля, помоги мне преодолеть ограниченность моего ума, моего сердца, моей воли, чтобы различить Твои, пускай и непонятные для меня, пути, помоги мне принять все трудное, все то, что мне кажется невыносимым и невозможным в Твоей воле, помоги мне, иными словами, захотеть того, чего хочешь Ты.

И тут-то и начинается для человека тот узкий путь, о котором говорил Христос. Ибо стоит только захотеть этого Божьего, трудного и высокого, как отворачиваются от нас люди, изменяют друзья, и человек оказывается одиноким, гонимым и отвергнутым. Но это всегда признак того, что человек принял волю Божию, и это всегда обещание того, что увенчает этот трудный и узкий путь победа — не человеческая, временная и преходящая победа, а победа Божья.

5

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь» (Мф. 6:11). Таково четвертое прошение — о хлебе насущном. Насущный в переводе со славянского значит — существенный, необходимый для жизни. И потому это слово также переводилось как ежедневный, нужный нам каждый день. Если первые три прошения относились к Богу, были нашим желанием, чтобы святилось Его Имя, наступило Его Царство, совершилась не только на небе, но и на земле Его воля, то теперь, с этим четвертым прошением, мы как бы переходим к нашим собственным нуждам, начинаем молиться о себе. Под хлебом в этом прошении разумеется, конечно, не только хлеб как таковой, и даже не только пища, но и все то, что нам нужно для жизни. Все то, от чего зависит наша жизнь, наше существование на земле.

Чтобы понять всю глубину, весь смысл этого прошения, нужно прежде всего вспомнить все то, что связано с символом пищи в Библии, ибо только тогда прошение это перестает быть ограниченным, если так можно выразиться, одной физической жизнью человека и раскрывается нам во всем своем подлинном значении.

Смысл пищи мы находим в первой же главе Библии, в рассказе о творении человека. Создав мир, Бог дает его в пищу человеку, и первое, что это значит, — зависимость человеческой жизни от пищи, следовательно, от мира. Человек живет от пищи, претворяет пищу в свою жизнь. Зависимость эта человека от внешнего, от материи, от мира столь самоочевидна, что один из основателей материалистической философии заключил человека в знаменитую формулу — «человек есть то, что он ест». Но учение и откровение Библии не исчерпывается этой зависимостью. Пищу, то есть саму жизнь, человек получает от Бога. Это Божий дар человеку, и живет он не для того, чтобы есть и утверждать таким образом свое физиологическое существование, а чтобы осуществить в себе образ и подобие Божие.

Таким образом, сама пища есть дар жизни как знание свободы и красоты духа. Пища претворяется в жизнь, но жизнь с самого начала показана как победа над этой зависимостью от только пищи, ибо, создав человека, Бог дает ему заповедь обладать миром. Таким образом, получать пищу от Бога как дар Божий означает наполнение человека жизнью| Божественной. И поэтому с пищей же связан и библейский рассказ о грехопадении человека.

Это знаменитый рассказ о запретном плоде, который съел человек втайне от Бога, чтобы стать как Бог. Смысл этого рассказа простой — человек поверил, что от одной пищи, от одной зависимости от нее он получит то, что дать ему может только Бог. Путем пищи он хотел освободиться от Бога, и это привело его к рабству пище, порабощению миром; человек стал рабом мира. Но это значит также — и рабом смерти, ибо пища, давая ему физическое существование, не может дать ему той свободы от мира и от смерти, которые может дать ему только Бог. Пища — символ и средство жизни — стала также символом смерти. Ибо если не ест человек, он умирает. Но если ест, то тоже умирает, ибо сама пища есть причастие смертному и смерти. И потому, наконец, и спасение, и восстановление, и прощение, и само воскресение связаны в Евангелии опять-таки с пищей.

Когда искушаемый диаволом Христос почувствовал голод, диавол предложил Ему превратить камни в хлебы. И Христос отказался, сказав: «Не хлебом единым будет жив человек» (Мф. 4:4), Он преодолел и осудил ту самую всецелую зависимость человека от хлеба единого, от физической жизни, которой обрек себя в библейском символе первый человек. Он освободил себя от этой зависимости, и пища снова стала даром Божиим, причастием Божественной жизни, свободе и вечности, а не зависимостью от смертного мира.

Ибо таков на глубине смысл той новой, Божественной пищи, с первых же дней христианства составляющей главную радость, главное таинство христианской Церкви, которое христиане называют Евхаристией, что значит «благодарение». Евхаристией, верой в причастие новой пище, новому и Божественному хлебу завершается христианское откровение о пище. И только в свете этого откровения, этой радости, этого благодарения и можно по-настоящему понять всю глубину четвертого прошения молитвы Господней: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Подай нам — сегодня - необходимую для нас пищу.

Да, конечно, это прежде всего прошение о том, что нам нужно для жизни, о самом простом, необходимом и насущном: о хлебе, о пище, о воздухе, обо всем том, причастие чему претворяется в нашу жизнь. Но это не все. «Дай нам» это значит, что последний источник всего этого для нас — Сам Бог, Его любовь, Его забота о нас; от кого бы и как бы мы ни получали дар — все от Него. Но это значит также, что и последний смысл этого дара или этих даров — Он Сам.

Мы получаем хлеб, мы получаем жизнь, но для того, чтобы раскрыть смысл этой жизни. И смысл этой жизни в Боге, в знании Его, в любви к Нему, в общении с Ним, в радостной Его вечности и той жизни, которую Евангелие называет «жизнью с избытком» (Ин. 10:10).

Боже мой, как далеки мы от маленького и слепого крота, имя которому Фейербах. Да, конечно, как говорил он, человек есть то, что он ест. Но ест он дар Божественной любви, но приобщается-то он свету и славе и радости, но, живя, он живет всем тем, что даровал ему Бог.

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь». Дай нам в любви Твоей все это сегодня, дай нам не просто существовать, но именно жить, той полной, осмысленной и в пределе Божественной и вечной жизнью, для которой Ты создал нас, которую Ты дал и вечно даешь нам и в которой мы узнаем, и любим, и благодарим Тебя.

6

«И остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим» (Мф. 6:12). Так по-церковнославянски звучит пятое прошение той главной христианской молитвы, которую мы находим в Евангелии и которую Сам Христос оставил своим последователям. По-русски это прошение можно выразить так: «И прости нам наши грехи, потому что и мы прощаем тех, кто согрешил против нас».

Заметим сразу же, что в этом прошении соединено сразу два акта — прощение наших грехов Богом связано с прощением грехов против нас. Христос говорит: «Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный; а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших» (Мф. 6:14—15). И конечно, именно тут, в этой связанности, в этом соединении — глубокий смысл этого прошения молитвы Господней.

Но, может, прежде чем в эту связь вдуматься, необходимо остановиться на понятии греха, ибо оно стало совсем чуждым современному человеку. Этот последний знает понятие преступления, которое связано прежде всего с нарушением того или иного закона. Понятие преступления относительно. Так, например, в одной стране может быть преступлением то, что не является преступлением в другой. Ибо если нет закона, то нет и преступления. Преступление не только соотносится с законом, но оно, в какой-то степени, рождено им. А закон, в свою очередь, порожден прежде всего социальными потребностями. Ему нет и не может быть дела до того, что происходит на глубинах человеческого сознания. Пока не нарушает человек мирной жизни общества и не наносит очевидного вреда другим или же установленному порядку, преступления нет, как нет и закона. Ненависть, например, не может быть составом преступления, пока она не привела к какому-то действию: удару, убийству, ограблению. С другой стороны, закон же и не знает прощения, ибо само назначение его в том, чтобы защищать и поддерживать порядок в человеческом обществе — порядок, основанный на действии закона.

Поэтому так важно понять, что, когда мы говорим о грехе, мы говорим о чем-то глубоко отличном по самой своей сущности от социального понятия преступления. Если о преступлении мы узнаем от закона, о грехе мы узнаем от совести. Если нет в нас, если ослабевает в человеческом обществе понятие совести или, лучше сказать, непосредственный опыт совести, то, конечно, чуждым, непонятным и ненужным делается религиозное понятие греха и связанное с ним понятие прощения.

Что же такое совесть? Что такое грех, о котором говорит нам, который являет нам наша совесть? Это не просто некий внутренний голос, говорящий нам о том, что плохо и что хорошо. Это не просто врожденная способность человека отличать добро и зло, это что-то еще более глубокое, еще более таинственное. Человек может твердо знать, что он ничего не сделал плохого, ни в чем не нарушил закона, не причинил никому никакого зла, и все-таки иметь нечистую совесть.

Чистая совесть, нечистая совесть — эти привычные словосочетания, может быть, лучше всего выражают таинственную природу совести. Иван Карамазов у Достоевского знает, что он не убил отца. И столь же твердо знает, что и он виноват в убийстве. Совесть и есть вот это чувство вины на глубине, сознание своего участия не в преступлении или зле как таковом, а в этом глубоком внутреннем зле, в той нравственной порче, из которой вырастают все преступления на этой земле, перед которой бессильны все законы. И когда произносит Достоевский свою знаменитую фразу о том, что «каждый перед всеми за всех виноват», — это не риторика, не преувеличение, не болезненное чувство вины, это — правда совести. Ибо дело совсем не в том, что каждый из нас иногда, кто реже, кто чаще, нарушает те или иные законы, повинен в больших или, гораздо чаще, маленьких преступлениях; дело в том, что все мы приняли как самоочевидный закон то внутреннее разъединение, ту внутреннюю противопоставленность друг другу, ту разбитость жизни, то недоверие, то отсутствие любви и связанности, в которых живет мир и неправду которых и являет нам наша совесть.

Ибо подлинный закон жизни совсем не в том, чтобы только не делать зла, а в том, чтобы делать добро, и это значит прежде всего — любить, и это значит прежде всего — принимать другого, это значит осуществлять то единство, вне которого даже самое законное общество все равно становится внутренним адом. Вот это и есть грех. И о прощении этого греха — греха всех грехов — мы и молимся, молимся в пятом прошении молитвы Господней.

Но осознать все это как грех, но просить прощения этого греха — это ведь и значит осознать свою разделенность с другими, это и значит стремиться к ее преодолению, и это значит уже простить. Ибо прощение есть таинственный акт, которым восстанавливается утраченная целостность и воцаряется добро; прощение есть акт не законный, а нравственный. По закону всякий согрешивший против меня должен быть наказан, и пока он не наказан, законность не восстановлена, а по совести, по закону нравственному важно восстановление не законности, а целостности и любви, восстановить которые никакой закон не может. Это может сделать только взаимное прощение. Если мы прощаем друг друга, то и Бог прощает нас, и только в этой взаимной связанности прощения нашего и прощения свыше очищается совесть и воцаряется свет, которого на глубине и ищет, и жаждет человек.

Ибо по-настоящему важны для него не внешний порядок, а чистая совесть, тот внутренний свет, без которого не может быть подлинного счастья. Поэтому «остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим» — это прошение о нравственном очищении и возрождении, без которого не поможет в этом мире никакая законность.

Может быть, страшная трагедия нашей эпохи, тех обществ, в которых мы живем, как раз в том, что они много говорят о законности и справедливости, много цитируют всевозможные тексты, но при этом в них почти совсем утрачена сила и нравственная красота прощения. Поэтому прошение молитвы Господней о прощении грехов тех, кто согрешил против нас, нами и наших — Богом составляет, возможно, центр того нравственного возрождения, перед которым мы стоим в эту эпоху.

7

Последнее прошение главной христианской молитвы, молитвы «Отче наш», звучит так: «И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго» (Мф. 6:13). Прошение это издревле вызывало непонимание и подвергалось всевозможным толкованиям. Прежде всего, что может означать это «не введи»: значит ли это, что Сам Бог искушает нас, посылает нам те страдания, испытания, искушения и сомнения, которыми наполнена наша жизнь и которые делают ее так часто такой мучительной? Или иначе, неужели Сам Бог мучит нас, хотя бы для того, чтобы в конечном итоге это мучение, скажем, просветило или спасло нас?

Далее, о ком идет речь, когда мы молимся, чтобы избавил нас Бог от «лукаваго»? Слово это переводили и переводят просто как «зло»: «избави нас от зла», ибо греческий оригинал «апо ту пониру» может быть переведен и как «от злого», и как «от зла».

Так или иначе, откуда же это зло? Если есть Бог, почему же в мире все время торжествует зло и торжествуют злые? И почему присутствие сил зла настолько очевиднее присутствия силы Божией? Если есть Бог, как Он допускает все это? И если, скажем, спасет меня Бог, то почему же Он не спасет всех тех, кто так очевидно страдает и гибнет кругом?

Скажем сразу, что вопросы эти не могут получить легкого ответа. Или еще ясней — на них вообще нет ответа, если под ответом разуметь рациональное, разумное, так называемое «объективное» объяснение. Все попытки так называемой «теодицеи», то есть рационального объяснения существования в мире зла при наличии всемогущего Бога, были неудачными и неубедительными, против этих объяснений сохраняет всю свою силу знаменитый ответ Ивана Карамазова у Достоевского: «Если будущее счастье построено на слезинке хотя бы одного ребенка, я почтительнейше возвращаю билет на такое счастье».

Но что же тогда ответить?

Тут-то и начинает, может быть, раскрываться смысл, и даже не столько смысл, сколько внутренняя сила последнего прошения молитвы «Отче наш»: «И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго». Ибо прежде всего зло приходит к нам именно как искушение, как вот это как раз сомнение, разрушение веры, воцарение темноты, цинизма и бессилия в нашей душе.

Страшная сила зла не столько в нем самом, сколько в разрушении им нашей веры в добро и в то, что добро сильнее зла. Вот это и есть искушение. И даже сама попытка объяснить зло, узаконить его, если так можно выразиться, какими-то рациональными объяснениями есть все то же искушение, есть внутренняя сдача перед злом. Ибо христианское отношение к злу как раз и состоит в том, что зло не имеет никакого объяснения, никакого оправдания, никакой основы, что оно есть плод восстания против Бога, отпадения от Бога, отрыва от Подлинной Жизни и что Бог не объясняет нам зло, а дает нам силу бороться со злом и дает нам силу побеждать зло. И победа эта опять-таки не в том, чтобы мы поняли и объяснили зло, а в том, чтобы мы противопоставили ему всю силу веры, всю силу надежды и всю силу любви, ибо вера, надежда и любовь и есть преодоление искушения, ответ на искушение, победа над искушением и поэтому победа над злом.

И именно эту победу одержал Христос, вся жизнь Которого была одним сплошным искушением. Вокруг Него все время торжествовало зло во всех его видах, начиная с избиения невинных детей при Его рождении и кончая страшным одиночеством, предательством всех, физическими мучениями и позорной смертью на кресте. Евангелие есть в каком-то смысле рассказ о торжестве зла и о победе над ним, рассказ об искушении Христа.

И Христос ни разу не объяснил и поэтому ни разу не оправдал и не узаконил зло, но Он все время противопоставлял ему веру, надежду и любовь. Он не уничтожил зло, но Он явил силу борьбы с ним и эту силу оставил нам, и вот как раз об этой силе мы и молимся, когда говорим: «И не введи нас во искушение».

Про Христа сказано в Евангелии, что когда Он изнемогал один, ночью в саду, всеми брошенный, когда Он начал, как говорит Евангелие, «скорбеть и тосковать» (Мф. 26:37), когда, иными словами, легла на Него вся тяжесть искушения, явился Ангел с неба и укреплял Его.

Вот об этой таинственной помощи молимся и мы, чтобы в зле, страдании и искушении не дрогнула наша вера, не ослабела надежда, не иссякла любовь, чтобы не воцарилась тьма зла в нашей душе и не стала сама источником зла. Молимся о том, чтобы мы доверились Богу, как доверился Ему Христос, о том, чтобы разбивались о нашу силу все искушения.

И мы молимся также о том, чтобы избавил нас Бог от лукавого, и тут дано нам еще одно — не объяснение, а откровение, откровение о личном характере зла, о личности как носителе и источнике зла.

Нет действительной сущности, которую можно было бы назвать ненавистью, но она является во всей своей страшной силе, когда есть ненавидящий; нет страдания, но есть страдающий; все в этом мире, все в этой жизни лично. И потому об избавлении не от какого-то безличного зла, а от злого молимся мы в молитве Господней. Источник зла — в злом человеке, а это значит — в человеке, в котором зло парадоксально и страшно стало добром и который живет злом. И быть может, именно тут, в этих словах о лукавом, и дается нам единственно возможное объяснение зла, ибо тут раскрывается нам оно не как какая-то безличная сущность, разлитая в мире, а как трагедия личного выбора, личной ответственности, личного решения.

Но потому-то и только в личности, а не в отвлеченных структурах и устроениях побеждается зло и торжествует добро, потому-то и молимся мы прежде всего о самих себе, ибо всякий раз преодолевается в нас искушение, всякий раз выбираем мы веру, надежду, любовь, а не тьму зла.

Начинается в мире как бы новый причинный ряд, открывается новая возможность победы, и поэтому звучит наша молитва: «Не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго».

8

Этой беседой мы заканчиваем очень краткое и, конечно, далеко не полное объяснение молитвы «Отче наш». Мы видели, что за каждым ее словом, за каждым прошением раскрывается целый мир духовных реальностей, духовных отношений, о которых мы никогда не думаем, которые мы растеряли в суматохе повседневной жизни. С этой точки зрения молитва «Отче наш» — больше чем молитва, это явление и раскрытие того духовного мира, для которого мы созданы, той иерархии ценностей, которая одна позволяет нам все расставить на свои места в нашей жизни. В каждом прошении — целый пласт нашего собственного самосознания, целое откровение о нас самих.

«Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое» — это значит, что моя жизнь отнесена к высшему и Божественному, абсолютному бытию, и только в этой отнесенности находит свой смысл, свой свет, свое направление.

«Да приидет Царствие Твое» — это значит, что моя жизнь предназначена к тому, чтобы наполниться этим Царством добра, любви и радости, чтобы в нее вошла, ее просветила сила Царства, открытого и дарованного людям Богом.

«Да будет воля Твоя, якоже на небеси и на земли» — чтобы этой благой волей мерил и судил я свою жизнь, чтобы в ней находил непреложный нравственный закон, чтобы перед ним смирял свое своеволие, свой эгоизм, свои страсти, свое безумие.

«Хлеб наш насущный даждь нам днесь» — чтобы получал я всю свою жизнь, все ее радости — но и все ее горе, красоту — но и страдание, как дар, из руки Божией, с благодарностью и трепетом, чтобы жил я только насущным — главным и высоким, а не тем, на что мелочно разменивается бесценный дар жизни.

«И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должником нашим» — чтобы был во мне всегда этот дух прощения, это стремление все существование построить на любви, чтобы все недостатки, все долги, все грехи моей жизни покрывались светлым прощением Божиим.

«И не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго» — чтобы умел я с помощью Божией и отдаваясь этой таинственной и светлой воле побеждать всякое искушение, и прежде всего главное, самое страшное из них — ослепление, не позволяющее, не дающее в мире и жизни видеть присутствие Божие, отвергающее жизнь от Бога и делающее ее слепой и злой; чтобы не поддался я силе и очарованию злого человека, чтобы не было во мне двусмыслицы и лукавства зла, всегда прикрывающегося добром, всегда принимающего образ ангела света.

И молитва Господня заканчивается и увенчивается торжественным славословием: «Яко Твое есть Царство и сила и слава во веки» (Мф. 6:13) — три ключевых слова и понятия Библии, три главных символа христианской веры. Царство — «приблизилось Царство Небесное» (Мф. 4:17), «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17:21), «Да приидет Царствие Твое», — приблизилось, пришло, открылось — как? — в жизни, в словах, в учении, в смерти и, наконец, в воскресении Иисуса Христа, в этой жизни, наполненной таким светом и такой силой, в этих словах, ведущих нас так высоко, в этом учении, отвечающем на все наши вопросы, и, наконец, в этом конце, с которого все снова началось и который стал сам началом новой жизни.

Когда мы говорим о Царстве Божием, мы говорим, следовательно, не о чем-то загадочно-отвлеченном, не о другом, загробном мире, не о том, что будет после смерти. Мы говорим прежде всего о том, что сообщил, что дал, что обещал нам — верующим в Него и любящим Его — Христос, и мы называем это Царством, потому что ничего лучше, прекраснее, полнее и радостнее не было открыто, дано и обещано людям. И вот это и значит: «Яко Твое есть Царство...»

«... и сила», — говорим мы дальше. Какая же сила у этого Человека, умершего одиноко на кресте, ни разу Себя не защитившего и не имевшего «где приклонить голову» (Мф. 8:20)? Но вот сравните Его с любым сильным — сколько бы ни набрал человек силы, какой бы силой ни окружил себя, как бы ни заставил всех трепетать перед собой, неизбежно наступает момент, когда падает и разрушается все это в пух и прах, так что ничего не остается от этой силы. А вот Этот, «слабый» и «бессильный», живет, и ничто, никакая сила, не может вытравить память о Нем из человеческого сознания.

Люди уходят от Него, забывают о Нем, а потом снова возвращаются. Они увлекаются другими словами, другими обещаниями, но в конце концов, рано или поздно, остается только она — эта маленькая, такая простая книга, и в ней записаны слова, из нее сияет образ Человека, говорящего: «На суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (Ин. 9:39); говорящего также: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга» (Ин. 13:34); и говорящего, наконец: «Я победил мир» (Ин. 16:33). И потому Ему мы говорим: «Яко Твое есть Царство, и сила» — и, наконец, «слава».

Призрачной, кратковременной, хрупкой оказывается всякая слава на этой земле. И, кажется, меньше всего славы искал Христос. А вот если есть подлинная и неразрушимая слава, так это только та, что вспыхивает и горит всюду, где Он, — слава добра, слава веры, слава надежды. Это прежде всего Человек, который Сам внезапно становится светоносным, из Которого начинает исходить луч света, подобного Которому нет на земле. И глядя на Него, мы понимаем, что сказал поэт, когда воскликнул, что «Он горит звездной славой и первозданною красой!».

Мы понимаем, и не разумом, а всем существом, чего так страстно ищет и жаждет человек во всех метаниях своих, во всей неуспокоенности своей: ищет, чтобы вспыхнул этот свет, просветилось все этой небесной красотой, засияло все этой Божественной славой.

«Яко Твое есть Царство и сила и слава во веки веков» — так кончается молитва Господня. И пока не забыли мы ее, пока повторяем ее, направлена наша жизнь в Царство, исполнена силы, светится славой, и против этого бессильны тьма, ненависть и зло.


Страница сгенерирована за 0.02 секунд!